Марсель Аллен - Фантомас и пустой гроб
— Пусть вас это не тревожит. Эта организация на две трети состоит из моих агентов. Все главные подстрекатели мне известны и в нужный момент будут арестованы.
— Хорошо, коли так… — сказал генерал. — Но как вам нравится самозванка? Приехать сейчас в Амстердам собственной персоной! Такая наглость говорит о том, что она рассчитывает на решительную поддержку своих сторонников…
— Не более чем необдуманный, опрометчивый поступок! Она не знает, что мы информированы о ее приезде… Уверяю вас, ее арест пройдет без сучка и задоринки!.. А сейчас нам лучше разойтись: столь длинный разговор между прилично одетым господином и бродягой может привлечь внимание… Кроме того, я вижу вдали паровозный дым. Это приближается тот поезд, который нам нужен…
И они разошлись в разные стороны…
Раздался хриплый паровозный гудок, и густые клубы пара заполнили накрытое стеклянной крышей помещение вокзала. Затем из белого тумана показалась лоснящаяся черная грудь мощного локомотива. Вскоре длинная вереница выкрашенных в разные цвета вагонов остановилась у перрона. Здесь были вагоны, прибывшие из разных стран — Бельгии, Франции, Германии, и было даже два спальных вагона, прибывших из Италии. Пассажиры выходили не торопясь, неся в руках мелкую кладь. Более тяжелые вещи они препоручали носильщикам, выстроившимся в шеренгу напротив вагонов. У единственного выхода из вокзала, где контролер в обшитой галунами форме проверял билеты, образовалась довольно густая толпа. Слышались разговоры и восклицания на самых разных языках.
Генерал Грундал стоял немного в стороне и наблюдал за происходящим. Вдруг сердце его забилось: в толпе он увидел мнимого нищего, с которым недавно разговаривал на железнодорожной насыпи и которого с тех пор потерял из вида. Господин Зюйсел следовал по пятам за молодой женщиной, впереди которой шли два здоровенных верзилы, явно растерянных и чувствующих себя не в своей тарелке среди шума и суеты международного вокзала. Как раз в этот момент генерал увидел, что в толпе произошло какое-то движение и молодая женщина оказалась отделенной от своих сопровождающих.
На эспланаде вокзала к ней подошел мнимый нищий и стал выпрашивать у нее подаяние. Он был удален полицейскими, которые, видя затруднение молодой женщины, тут же подозвали стоявшее неподалеку такси. Уже садясь в машину, она увидела на эспланаде двух своих спутников и хотела окликнуть их, но не успела это сделать. Кто-то подсадил, а точнее сказать, впихнул ее в машину, где, к своему удивлению, она оказалась в обществе двух мужчин, севших по обе стороны от нее. Третий поместился на скамеечке напротив, и это был не кто иной, как давешний нищий! Женщина опомнилась только тогда, когда машина уже тронулась с места.
— Что вам угодно от меня, господа? — воскликнула она. — Здесь какая-то ошибка!
Ответа не последовало. Машина, вместо того чтобы ехать в сторону города, повернула в противоположном направлении. Несчастная пленница попыталась оказать запоздалое сопротивление, позвать на помощь. По это только ухудшило ее положение. Если до сих пор сопровождавшие ограничивались тем, что крепко держали ее под руки, то теперь они быстро и сноровисто связали ее, а рот заклеили пластырем. Нищий сказал ей на плохом французском языке:
— Лучше вам не сопротивляться и спокойно подождать, пока вас не доставят, куда надо, и не снимут с вас допрос.
Узнице не оставалось ничего другого, как последовать этому совету. Но множество вопросов теснилось у нее в голове. Куда ее везут? Кто эти люди? Оказалась ли она в руках бандитов? Или же — что казалось ей более вероятным — она была схвачена полицией?
Вскоре машина остановилась и пленницу повели через двор, крепко держа ее под руки. Они вошли в какое-то здание и пошли по длинному коридору вдоль ряда совершенно одинаковых дверей. В конце коридора их встретил служитель в форме и с большой связкой ключей. Он по-военному отдал честь нищему и почтительно выслушал указания, которые тот прошептал ему на ухо. Затем он отпер тяжелую дверь, и пленница оказалась в тесной комнатенке, где стояли кровать с соломенным тюфяком да соломенный стул. Дверь с грохотом захлопнулась, ключ заскрежетал в замке, и женщина осталась одна.
— Господи, что же со мной будет? — прошептала она.
Однако прошло немного времени, и дверь снова открылась. В комнату вошел важный генерал в сопровождении давешнего нищего, на котором теперь был нормальный цивильный костюм. Господин Зюйсел уселся напротив пленницы и, прежде чем начать допрос, долго смотрел ей в лицо.
— Ваше имя, фамилия, род занятий? — наконец спросил он.
— Прежде чем отвечать на ваши вопросы, — сказала молодая женщина, — я хотела бы знать, в чем меня обвиняют. Меня арестовали как преступницу и привезли, насколько я понимаю, в тюрьму…
— Именно так, сударыня… Но я не уполномочен сообщать вам мотивы вашего ареста. Вы узнаете их, когда предстанете перед Верховным судом.
Молодая женщина побледнела. Она явно колебалась, не зная, какую линию поведения избрать. Наконец она решилась:
— Я не буду отвечать на ваши вопросы. Вам не имеет смысла меня обыскивать — у меня нет при себе никаких документов…
Зюйсел улыбнулся:
— Я это предвидел… Но мне совершенно не нужно вас обыскивать, чтобы удостовериться, кто вы такая. Вас зовут Елена Мейенбургская, вы законная жена парижского журналиста Жерома Фандора и прибыли в Голландию с намерением…
Но тут генерал прервал полицейского;
— Намерения мадам, или мадемуазель, нас в данный момент не интересуют… Ваша задача — установить личность задержанной.
Зюйсел был, явно раздосадован сделанным ему замечанием. Он пробормотал что-то по-голландски, затем продолжал по-французски:
— Подтверждаете ли вы, что являетесь Еленой Мейенбургской?
И поскольку молодая женщина продолжала молчать, он добавил с угрозой в голосе:
— Мы все равно заставим вас говорить, если надо, то и посредством силы!
Молодая женщина, казалось, размышляла, потом насмешливая улыбка мелькнула на ее губах. Эта улыбка была столь неожиданна и неуместна, что генерал и полицейский с тревогой переглянулись. Неужели их пленница так уверена в себе, что смеется над их властью и их угрозами? Наконец она снизошла до ответа:
— Ну что ж, раз вам это известно, не стану отрицать: да, я Елена Мейенбургская!
На этом допрос и окончился. Арестованная не пожелала произнести больше ни слова, и Зюйсел с генералом, убедившись в тщетности своих усилии, оставили в одиночестве ту, которая признала себя Еленой Мейенбургской. Но едва дверь за ними захлопнулась, как эта молодая особа разразилась веселым смехом. С удовольствием растянувшись на соломенном тюфяке, она проговорила:
