Джун Томсон - Досье на Шерлока Холмса
Другой причиной крайней грубости Холмса могло быть его психическое состояние в тот период. У него были явные признаки стресса, вызванного переутомлением, которое накапливалось годами. К этому добавился отъезд Уотсона с Бейкер-стрит и его второй брак. Уотсон описывает «пропасть отчуждения и одиночества, окружавшую таинственную фигуру великого сыщика». От одиночества Холмс снова начал употреблять наркотики, о чем упоминает Уотсон в «Человеке на четвереньках». Он туманно говорит о «более предосудительных привычках» старого друга. Кроме того, Холмс нерегулярно питался и до того исхудал, что это вызвало беспокойство о здоровье хозяина у его слуги Билли. Ясно, что Холмс снова был близок к полному расстройству своего здоровья.
Его поведение сделалось еще более эксцентричным. Вернув похищенную драгоценность при расследовании дела о «Камне Мазарини», Холмс опускает ее в карман лорда Кантлмира, к сильному смущению престарелого пэра. Холмс пытается выдать эту странную выходку за пример своего пристрастия к мистификациям, однако лорд Кантлмир гораздо ближе к истине, когда называет этот поступок диким. Холмс также стал гораздо реже смеяться, как замечает в этом рассказе Уотсон (или, скорее, анонимный автор), а периоды отрешенности стали еще более странными. Вызвав Уотсона на Бейкер-стрит в начале расследования дела о «Человеке на четвереньках», Холмс полчаса молча сидит в своем кресле нахохлившись, словно размышляет над этим загадочным делом. При этом он совершенно не замечает присутствия Уотсона в комнате.
Поэтому неудивительно, что из-за стресса эксцентричность и склонность к причудам, которые всегда были свойственны Холмсу, а также резкость и пренебрежение чувствами других усилились до такой степени, что его поведение порой выходило за рамки приличий.
Страдала и его работа. В «Человеке на четвереньках» Холмс упрекает себя за то, что не обратил внимания на важные ключи к разгадке, которые позволили бы завершить дело раньше. Фактически всего через несколько недель[70] после этого расследования в сентябре 1903 года, которое, по утверждению Уотсона, было последним делом Холмса, он решил оставить дела и поселиться в деревне. «Мне положительно настало время удалиться на маленькую ферму, о которой я давно мечтаю», – говорит он Уотсону.
Холмс, одной из основных черт которого была любовь к театральности, знал, когда нужно уйти со сцены. Правда, занавес опустился еще не в последний раз.
Глава шестнадцатая
Суссекс и Квин-Энн-стрит
Октябрь 1903 – июль 1907
…Когда… он окончательно покинул Лондон и посвятил себя изучению и разведению пчел на холмах Суссекса, известность стала ему ненавистна.
Уотсон, «Второе пятно»Хотя точная дата, когда Холмс оставил практику, неизвестна. Мы уже установили, что это случилось вскоре после дела о «Человеке на четвереньках», имевшего место в сентябре 1903 года. Я полагаю, это произошло в начале октября. Эта точка зрения будет подробно объяснена несколько позже, при рассмотрении дат публикации некоторых рассказов Уотсона.
Неизвестно также, почему Холмс выбрал Суссекс. Одной из причин могло быть то, что он хорошо знал этот район, так как бывал там во время четырех расследований: «Обряд дома Месгрейвов», «Долина страха», «Вампир в Суссексе» и «Черный Питер». Именно в Суссексе, при расследовании его третьего дела («Обряд дома Месгрейвов»), он принял решение стать профессиональным частным детективом-консультантом. И хотя Холмс не был сентиментален, возможно, он вспоминал об этой местности с особенной нежностью. Конечно, его поразила красота пейзажа: занимаясь делом о «Черном Питере» он нашел время побродить с Уотсоном по «чудесным рощам», слушая птиц и любуясь цветами.
С практической точки зрения Суссекс был идеальным местом для жизни на покое. Он находился недалеко от Лондона, так что при желании Холмс легко мог добраться на поезде до вокзала Виктория, а оттуда – до Альберт-Холла, Ковент-Гардена или Сент-Джеймс-Холла, чтобы посетить концерт или оперный спектакль. Правда, в опубликованных рассказах об этом не упоминается. Однако он, конечно, захватил свою скрипку и граммофон с пластинками, так что мог наслаждаться, слушая музыку и музицируя сам.
Суссекс – графство с длинной береговой линией, с юга омываемой Ла-Маншем, где в прошлом возникли рыболовецкие порты, например Гастингс, а позже – популярные морские курорты, такие как Брайтон и Истборн. Но, несмотря на существование этих курортов, Суссекс по-прежнему остается сельскохозяйственным графством. В основном там занимаются овцеводством и земледелием. Во времена Холмса Суссекс был еще более сельским районом, и некоторые места там оставались девственными. Это видно, например, в рассказе «Вампир в Суссексе», где дом Фергюсона расположен в уединенном месте и к нему ведет длинная извилистая тропинка.
Дом, который купил Холмс, покинув Лондон, тоже находился в таком диком уголке Суссекса. Хотя оттуда было недалеко до Льюиса, живописного городка в восточном Суссексе, с историческими зданиями и крутыми узкими улочками, его дом стоял обособленно. Он находился на южном склоне Сауз-Даунса – гряды меловых утесов, которые тянутся от границ Хемпшира до мыса Бичи-Хед. Оттуда открывался вид на море и было рукой подать до пляжа, на который можно было спуститься по крутой тропинке. Место было великолепное.
Хотя некоторые исследователи шерлокианы делали попытки найти этот дом, его точное местоположение, вероятно, никогда не будет установлено. Холмс ценил свое уединение и так же, как Уотсон, изменивший некоторые детали, чтобы нельзя было вычислить номер 221b по Бейкер-стрит, намеренно включил неверную информацию в описание местности, чтобы сбить со следа туристов. Название ближайшей деревни, Фулворт, вымышленное – ее не существует. Мало что известно и о внешнем виде дома. И Холмс, и Уотсон по-разному его описывают – то как дом, то как виллу или ферму. Однако поскольку часто употребляется определение «маленький», можно предположить, что это было скромное здание с участком земли – изначально небольшая ферма.
Холмс был там счастлив. Он говорит, что «целиком погрузился в мир и тишину природы, о которых так мечтал в течение долгих лет, проведенных в туманном, мрачном Лондоне». Он с явным удовольствием описывает «холмы, заросшие душистым чабрецом», и длинный пляж с галькой, простиравшийся на несколько миль. По всей его длине были лагуны, после каждого прилива наполнявшиеся морской водой хрустальной чистоты. Они служили удобным местом купания для Холмса и других жителей этих мест.
