Агата Кристи - Подвиги Геракла. После похорон (сборник)
– Pâté мы съедим здесь, у огня, – сказал Пуаро, – а потом перейдем за стол.
По прошествии полутора часов мистер Энтвисл удобно вытянулся в кресле и испустил удовлетворенный выдох.
– Вы, Пуаро, без сомнения, знаете, как наслаждаться жизнью. В этом французам равных нет.
– Я бельгиец, но во всем остальном вы абсолютно правы. В мои годы основной радостью – и, я бы сказал, единственной радостью – становится чревоугодие. К счастью, у меня прекрасное пищеварение.
– Ах, вот как, – пробормотал юрист.
На обед им подали sole veronique[46], за которым последовал escalope de veau milanaise[47], а закончилось все poire flambée[48] с мороженым.
Пили они сначала «Пюйи Фюисс»[49], потом «Кортон»[50], а теперь рядом с локтем мистера Энтвисла стоял стакан превосходного портвейна. Пуаро, который портвейн не любил, предпочел «Крем дё какао»[51].
– Не представляю, – мечтательно произнес адвокат, – где вы умудряетесь находить такие отбивные – они просто тают во рту!
– На континенте у меня есть друг, который держит мясную лавку. Я помог ему решить одну небольшую семейную проблему. А он человек благодарный – поэтому с того момента с большой симпатией относится к потребностям моего желудка.
– Семейная проблема, – вздохнул Энтвисл. – Лучше бы вы мне об этом не напоминали. Такой восхитительный вечер…
– Так продлите его, друг мой. Сейчас мы выпьем с вами по чашечке черного кофе с коньяком, а когда наши желудки примутся за работу, вот тогда вы и расскажете мне, почему вам понадобился мой совет.
Только в половине десятого пожилой юрист смог пошевелиться в своем кресле. Наступил подходящий психологический момент. Сейчас он не только хотел говорить о своих сомнениях – он жаждал обсудить их.
– Не знаю, – начал он. – Вполне возможно, я веду себя как последний идиот – в любом случае я не понимаю, что можно сделать в подобной ситуации, – но я готов изложить вам факты, а потом вы скажете мне, что обо всем этом думаете.
Адвокат помолчал несколько секунд, а потом в своей обычной, суховатой и аккуратной манере рассказал детективу всю историю. Тренированный мозг юриста позволил ему четко изложить все факты, ничего не опуская и не добавляя от себя. Это было ясное, краткое изложение, и именно поэтому оно так понравилось слушавшему его пожилому джентльмену с головой, по форме напоминавшей яйцо.
После того как рассказ был закончен, в комнате повисла тишина. Мистер Энтвисл был готов отвечать на вопросы, однако их не последовало. Пуаро обдумывал услышанное.
– На мой взгляд, – сказал он наконец, – все абсолютно ясно. Вас мучает подозрение, что вашего друга, Ричарда Эбернети, могли убить? Это подозрение или, если хотите, предположение основывается только на одном факте – на фразе, которую Кора Ланскене произнесла во время похорон Ричарда Эбернети. Уберите эту фразу, и ничего больше не остается. Тот факт, что она сама была убита на следующий день после свадьбы, может быть простым совпадением. Правда состоит в том, что Ричард Эбернети действительно умер неожиданно, но за ним следил врач с хорошей репутацией, у которого никаких сомнений не возникло и который подписал свидетельство о его смерти. Ричарда похоронили в гробу или кремировали?
– Кремировали, в соответствии с его последней волей.
– Да, так и положено. А это значит, что свидетельство подписал еще один врач и у него тоже не возникло никаких сомнений. Таким образом, мы опять возвращаемся к самому важному моменту – что сказала Кора Ланскет? Вы там были и слышали это. Она сказала: «Но ведь его же убили, нет?»
– Именно так.
– И самое главное – вы поверили, что она сказала правду.
– Да, поверил, – согласился адвокат, чуть поколебавшись.
– А почему?
– Почему? – повторил вопрос Энтвисл, слегка удивившись.
– Вот именно – почему? Потому ли, что еще раньше, где-то в глубине души, у вас уже возникли сомнения насчет смерти Ричарда?
– Нет-нет, совсем нет! – покачал головой юрист.
– Значит, это связано с самой Корой. Вы хорошо ее знали?
– Я не видел ее лет двадцать.
– А вы узнали бы ее, если б встретили на улице?
Энтвисл задумался.
– На улице я бы мог пройти мимо нее, не узнав. Она была тоненькой девочкой, когда я видел ее последний раз, а сейчас превратилась в коренастую, потрепанную жизнью пожилую женщину. Но мне кажется, что, как только я заговорил бы с ней, я сразу узнал ее бы. У нее и теперь была та же самая прическа, что и в юности, – прямая челка, сквозь которую она смотрит на вас, как робкое животное, а кроме того, у нее была очень специфическая, отрывистая манера говорить, при которой она сначала наклоняла голову к плечу, а уже потом произносила что-то невероятное. Понимаете, она – личность, а личность всегда очень индивидуальна.
– То есть она осталась той же Корой, которую вы знали много лет назад. И продолжала говорить невероятные вещи! А вот те вещи, невероятные вещи, которые она говорила в прошлом, – они обычно подтверждались?
– В этом-то и была ее основная проблема! Когда о правде лучше было умолчать, она громко ее высказывала.
– И эта ее черта тоже не изменилась. Ричарда Эбернети убили, и Кора немедленно сообщила об этом.
Мистер Энтвисл пошевелился:
– Вы считаете, что его убили?
– Нет-нет-нет, мой друг, не так быстро! Давайте согласимся на том, что Кора думала, что его убили. Она была в этом уверена. Для нее это был скорее факт, чем гипотеза. И вот мы подходим к важному моменту – у нее должна была быть причина верить в это. Основываясь на том, что вы о ней знаете, мы предполагаем, что это была не просто попытка посеять раздор между членами семьи. А теперь скажите мне: когда она произнесла эти слова, все немедленно запротестовали, правильно?
– Совершенно правильно.
– А потом она засмущалась, сконфузилась и отказалась от своих слов, сказав, насколько вы можете припомнить, что-то вроде: «Но мне показалось, из того, что он сказал…»
Адвокат согласно кивнул.
– Мне бы хотелось вспомнить их поточнее, но в смысле произнесенного я не сомневаюсь. Она использовала слова «он сказал» или «он рассказал»…
– После этого неловкость ситуации была смягчена и все заговорили о чем-то другом. А сейчас, ретроспективно, вы не можете вспомнить никакого необычного выражения на чьем-нибудь лице? Что-то, что осталось у вас в памяти как… какая-то необычность? А на следующий день Кору убивают, и вы задаете себе вопрос: а не могло ли все это быть причиной и следствием?
Юрист снова пошевелился:
– Вам все это, должно быть, кажется фантастическим?
– Совсем нет, друг мой, – ответил Пуаро. – В случае если наше первое предположение правильно, то все выглядит вполне логично. Было совершено идеальное убийство – убийство Ричарда Эбернети. Все прошло просто прекрасно, и вдруг неожиданно появляется человек, который знает правду! Естественно, что этот человек должен как можно скорее замолчать!
– Значит, вы думаете, что это было… убийство?
– Так же, как и вы, mon cher[52], я думаю, – серьезно сказал Эркюль, – что это дело требует расследования. Вы предприняли какие-нибудь шаги? Вы рассказали о ваших подозрениях в полиции?
– Нет, – покачал головой мистер Энтвисл. – Мне показалось, что это не приведет ни к чему хорошему. Я представляю семью Эбернети – это моя основная позиция. И мне кажется, что если Ричарда действительно убили, то сделать это можно было только одним способом.
– С помощью яда?
– Вот именно. А тело уже кремировали, и никаких улик не осталось. Однако я хочу, чтобы здесь не оставалось никаких сомнений, и именно поэтому пришел к вам, Пуаро.
– Старый дворецкий, который служит в доме вот уже много лет, повариха и служанка – все говорит о том, что убийцей должен быть кто-то из этих троих…
– Пуаро, не пытайтесь отвлечь мое внимание в сторону. Кора знает, что Ричарда убили, но тем не менее соглашается молчать! Она говорит: я думаю, что все вы правы… Именно поэтому, на мой взгляд, в этом замешан член семьи, кто-то, кого сам убитый не стал бы публично обвинять. В любом другом случае, так как Кора любила своего брата, она никогда не согласилась бы молчать об этом убийстве. С этим вы можете согласиться? Я думаю именно так, – признался Энтвисл, – хотя каким образом в дело может быть замешан один из членов семьи…
Сыщик вдруг резко прервал его:
– Когда дело касается отравлений, то возможно практически все. Скорее всего, его отравили каким-то наркотиком, если он, как вы говорите, умер во сне и если при этом не было никаких подозрительных проявлений. Не исключаю, что этот наркотик давали ему довольно давно.
– В любом случае, – заметил юрист, – то, каким образом он мог быть убит, сейчас не очень актуально. Все равно мы никогда ничего не сможем доказать.
