Джон Харви - Грубая обработка
– Спи, – сказал он жене, поцеловав ее в щеку. Часы показывали начало четвертого.
Кейт сидела на кухне, капая с ножа мед на кусок хлеба, который она уже намазала арахисовым маслом. Кожа на ее лице была желтоватого оттенка, сверху и снизу уголков глаз, а также на лбу вдоль линии волос виднелись прыщики. Когда ее накануне доставили домой из полицейского участка, она сразу прошла в свою комнату и закрылась там, выходя только в ванную. Бутерброды и чай, которые оставляли на подносе около двери, оставались нетронутыми. И она не сказала ни слова своим родителям.
Скелтон смотрел, как с руки дочери стекает сладкая струйка. Менее чем через три часа в участке состоится совещание. Будет дана оценка последней информации, необходимо принять ряд важных решений, дать соответствующие распоряжения. Все это должно быть сделано. Ничто не должно мешать работе.
– Меня отправят в тюрьму, да?
– Нет.
– Конечно, отправят.
– Я не думаю, что это дойдет даже до суда.
– Почему так?
– Потому что не дойдет.
– Ты имеешь в виду: потому что я – это я?
– Нет, я не это имел в виду.
– Да нет, дело именно в этом. Потому что я – твоя дочь.
– Это не имеет никакого отношения к данному случаю.
– Да-да! – Кейт резко засмеялась. – Рассказывай сказки.
– Тебе что, хочется, чтобы тебя посадили?
– Они отправили одну бедную двадцатилетнюю женщину с грудным ребенком в Холлоуэй за то, что она не платила за пользование телевизором, почему же тогда они не тронут меня?
Скелтон заерзал на стуле, вздохнул.
– Из-за твоего возраста, потому что у тебя не было раньше судимостей, и по многим другим причинам.
– Моя семья – одна из них? Скелтон пристально посмотрел на нее.
– Это ведь правда, не так ли? Так именно и будет говорить присяжный или кто там еще. Хороший дом, заботливые родители. Хорошая семья. Они будут именно так говорить?
– Вероятно.
Он посмотрел на нее и, подумав, спросил:
– Как, по-твоему, это слишком далеко от истины? Кейт повертела ножом, затем тщательно облизала лезвие.
– Но в газетах напишут совсем по-другому, не так ли? Если они узнают обо всем этом?
Скелтону хотелось налить еще чашку чая. У него также было желание пойти помочиться. Но он продолжал смотреть, как Кейт намазывала мед на хлеб с маслом, как будто наносила краски на полотно мастихином. Он знал слишком хорошо, как распишут всю эту историю газеты, если доберутся до нее.
– Кейт…
Он остановился, но она уже заметила, куда были направлены его глаза. Мед начал растекаться по столу.
– Вот то-то и оно! – заявила она. – Твою дочь задержали за воровство в магазине, а главное, о чем ты беспокоишься, это чтобы не превратили в хлев твою кухню.
– Извини.
Она вскочила со стула, оторвала от рулона несколько больших кусков бумажного полотенца. – Вот, возьми, – она пихнула их в руки отца, – вытри, чтобы кругом было чисто и аккуратно.
– Кейт…
– Ну давай, начинай!
Скелтон швырнул бумагу ей в лицо и смахнул все со стола. Нож стукнулся о микроволновую печь, хлеб упал намазанной стороной на пол, банка с медом разбилась вдребезги. Первый раз за всю свою жизнь Кейт увидела отца в гневе и испугалась.
– Джек? – донесся голос сверху. – Что случилось?
– Ничего. Все в порядке. Спи.
– Я слышала, что-то разбилось.
– Все в порядке.
Послышалось шарканье шлепанцев и стук закрываемой двери спальни.
Кейт достала из-под раковины совок и щетку.
– Оставь это, – махнул рукой Скелтон.
– Это не займет и минуты.
– Кейт. Кейт. Пожалуйста, оставь все как есть.
Он протянул руку, чтобы взять из ее рук совок, а она отшатнулась, ожидая, что он ее ударит. Скелтон отступил назад, плечи его опустились.
– Хорошо, – покорно согласилась она.
– Что?
Она отвернула кран, достала из шкафа стакан, выпила немного воды и поставила стакан верх дном на сушилку.
– Теперь, когда это случилось, – осмелилась она начать, не глядя на него, – ты все равно сможешь узнать остальное.
– Ребенок?.. – спросил Кевин Нейлор, просыпаясь. Но Дебби, конечно, уже проснулась.
– Мне показалось, что я слышал плач ребенка.
Она сидела прямо, за ее спиной были подушки, ночная рубашка застегнута спереди до самого верха. На столике около кровати лежала раскрытая книжка в бумажном переплете, путеводитель по Греции, стране, в которой Дебби никогда не была и посетить которую не выражала желания ни разу. Книга лежала тан уже четыре или пять дней.
– Я схожу посмотрю. – Кевин сделал попытку вылезти из-под одеяла.
– Оставайся здесь, я схожу сама.
– Не беспокойся, я…
– Лежи. – Он поднялся было, но Дебби уже стояла у двери. У нее было маленькое и строгое лицо, губы были приоткрыты и не скрывали неправильный прикус передних зубов. – Иди спать.
Из детской на этот раз явственно донесся не то плач, не то хныканье.
– Может, это она во сне, – прошептал Кевин. – Наверное, она перевернулась и скоро уснет.
– Нет, Кевин. Это ты. Это ты всегда именно так поступаешь.
– Это нечестно.
– Это правда.
– Все равно нечестно.
– Это ты мне говоришь? – Она уставилась на мужа, одергивая свою хлопчатобумажную ночную сорочку, собранную на талии. Плач становился все пронзительнее. Кевин подошел к двери спальни, но она преградила ему путь.
– Пусти, Дебби.
– Нет.
– Пусти.
– Нет.
Кевин отошел назад, посмотрел на пол. Пальцы ног Дебби впивались в ворс ковра. Крик стал еще более истошным и злым.
– Ты все еще думаешь, это во сне?
– Не знаю.
– Нет, ты знаешь. Ты знаешь. Ты не можешь не знать. – Она стала колотить его сжатыми кулаками, заставляя пятиться назад. – Не можешь! Не можешь! Не можешь!
Обычно ему удавалось схватить ее за запястья и удерживать, пока он не начинал ощущать, что ее злость ослабевает. В других случаях он прижимался к стене и позволял жене колотить себя, пока силы не покидали ее и на смену не приходили слезы. Этой ночью крик из детской кроватки был таким отчаянным, что не подходил ни один из этих вариантов.
Кевин обошел жену, так что ее удары только сотрясали воздух. Она пыталась ухватить его, но он легко увернулся.
– Кевин, вернись!
Он, не оборачиваясь, проследовал через спальню к комнате ребенка.
– Кевин! Не смей! Не смей!
Ребенок свернулся в кроватке, белые кружевные покрывала были сбиты в угол, одна ножка девочки застряла между планками стенки кроватки. Кевин нагнулся и осторожно освободил ее, взял девочку на руки. Ее лицо было распухшим и красным от крика. Он прижал ее к груди, положив голову себе на плечо, и, пошлепывая по спинке, приговаривал:
– Шш, шш.