Энтони Горовиц - Дом шелка. Новые приключения Шерлока Холмса
Холмс уже рвался вперед, расталкивая всех, кто попадался на пути, — он преследовал Гарримана. Тот явно понял, что его карта бита, и решил спасаться бегством. Но как отсюда убежишь? Лестрейд уже в здании. Кругом его люди. Тем не менее Холмс опасался именно этого, потому что он уже добежал до лестницы и поспешил вниз. Я последовал за ним, вместе мы оказались в коридоре первого этажа, выложенном черно-белой плиткой. Здесь царил хаос. Парадная дверь была распахнута, по коридорам гулял ледяной ветер, заставляя колыхаться пламя газовых фонарей. Люди Лестрейда уже взялись за дело. Лорд Рейвеншо, под черным плащом которого оказался бархатный домашний жакет, выбежал из комнаты, держа в руке сигару. Его тут же перехватил полицейский и прижал к стене.
— Руки прочь! — воскликнул лорд. — Вы не знаете, кто я такой?
До него еще не дошло, что о том, кто он такой, скоро узнает вся страна и сам он и его имя будут опорочены. Других клиентов «Дома шелка» уже брали под арест, они стояли потупившись, полностью утратив честь и достоинство, многие плакали от жалости к себе. Дворецкий ссутулившись сидел на полу, из носа текла кровь. Я увидел Роберта Викса, преподавателя, выпускника Баллиольского колледжа, — его вытаскивали из комнаты, заломив руку за спину. Дверь в заднем торце здания была открыта и вела в сад. Перед ней лежал один из людей Лестрейда, из раны на груди сочилась кровь. Лестрейд пытался ему помочь, при виде Холмса он поднял голову — лицо его пылало от гнева.
— Это Гарриман! — воскликнул он. — Выстрелил, когда спускался по лестнице.
— Где он?
— Сбежал!
Лестрейд показал на распахнутую дверь.
Без лишних слов Холмс ринулся в погоню. Я последовал за ним, отчасти потому, что мое место всегда было рядом с ним, но была и другая причина: при окончательном сведении счетов я хотел присутствовать лично. Возможно, Гарриман был просто нанят «Домом шелка», но внес в эту историю очень весомый вклад: он взял Холмса под стражу по ложному обвинению и дал молчаливое согласие на его убийство. Я бы застрелил его без всякого сожаления. Жаль, что промахнулся.
И вот нас снова окружает тьма и снежный вихрь. Мы пробежали по дорожке вдоль дома. Ночь перемешала черное с белым, я с трудом различал здания на другой стороне переулка. Тут хлестнул кнут, заржала лошадь — и один из экипажей рванул вперед, по направлению к воротам. Кто держал поводья, сомнений не было. С тяжелым сердцем и горьким привкусом во рту я понял: Гарриману удалось бежать и нам придется ждать, надеясь, что в ближайшее время его найдут и арестуют. Но Холмса это не устраивало. Гарриман уносился в четырехколесном экипаже, запряженном двумя лошадьми. Выбирать Холмсу было некогда, он схватил то, что оказалось под рукой — хлипкую повозку всего с одной лошадью, к тому же с виду хворой. Я вскарабкался в повозку сзади — и мы пустились в погоню, не обращая внимания на крики кучера, который курил неподалеку и увидел нас, когда было уже поздно. Мы вылетели за ворота, круто свернули в переулок. Лошадка, подстегиваемая Холмсом, проявила куда больше боевого духа, чем мы от нее ожидали, и маленькая повозка буквально летела по заснеженной поверхности земли. Да, у нас было на одну лошадь меньше, чем у Гарримана, но наш транспорт был легче и маневреннее. Я словно сидел на высоком насесте, во что-то вцепившись — как-никак, жизнь дорога, — и думал: если вывалюсь, сверну себе шею. Это была не лучшая ночь для погони. Ветер настойчиво швырял в лицо горсти снега. Не представляю, как Холмс вообще разбирал дорогу, — я несколько раз пытался всмотреться в темноту, но порывы ветра тут же меня ослепляли, а щеки уже онемели от холода. Но ярдах в пятидесяти от нас, не больше, был Гарриман. Я слышал, как он яростно бранился, как свистел его кнут. Холмс сидел передо мной, подавшись вперед и вцепившись в поводья двумя руками — держать равновесие ему помогали только ноги. На каждой выбоине он легко мог вылететь из повозки. При малейшем повороте нас заносило, и мы начинали скользить по обледеневшей дороге. А выдержат ли такую тряску оси? Мысленным взором я уже видел неминуемую катастрофу — наш жеребец увлечен погоней, в итоге мы разбиваемся вдребезги. Холм был крутой, мы словно опускались куда-то в пучину — вокруг нас кружился снег, ветер затягивал в воронку.
Сорок ярдов, тридцать… Нам каким-то чудесным образом удавалось сократить разрыв. Впереди громыхали копыта двух других лошадей, колеса кареты бешено вращались, вся конструкция гремела, тряслась и, казалось, была готова разлететься на части в любую секунду. Гарриман видел, что мы его преследуем. Он оглянулся, волосы белым ореолом разметались вокруг его головы. Он что-то достал. Что именно, я понял слишком поздно. Мелькнула красная вспышка, и раздался выстрел, почти неслышный в общей какофонии погони. Пуля расщепила дерево. Она пролетела мимо Холмса на расстоянии в несколько дюймов, а меня едва не задела. Чем ближе мы были к Гарриману, тем более легкой мишенью становились. Но мы упорно неслись вниз.
Вдалеке показались огни то ли деревни, то ли городской окраины. Гарриман выстрелил еще раз. Наша лошадь заржала, споткнулась. Повозка взлетела в воздух, потом с грохотом ударилась о землю… Все мои позвонки задребезжали, в плече вспыхнула резкая боль. К счастью, нашу лошадь не убило, а только ранило, и, вполне возможно, смертельная опасность лишь придала ей решимости. Холмс что-то кричал, но слов я не слышал. Тридцать ярдов, двадцать. Еще несколько секунд — и мы его нагоним!
Вдруг Холмс натянул поводья, и впереди я увидел крутой поворот — дорога резко уходила влево, и было ясно, что на такой скорости мы в поворот не впишемся и встречи с Всевышним не избежать. Нас занесло, повозка скользила по поверхности, изрыгая из-под колес ледяную слякоть. Сейчас меня выбросит! Я крепче вцепился в повозку, борясь с порывами ветра, весь мир превратился в одно расплывчатое пятно. Впереди что-то хрустнуло — это была не третья пуля, это трещало дерево. Я открыл глаза и увидел — карета Гарримана вошла в поворот на слишком большой скорости. Она зависла на одном колесе, деревянная рама испытала немыслимую перегрузку — и развалилась у меня на глазах. Гарримана выкинуло с сиденья, он взлетел, продолжая по инерции держать поводья… На секунду он словно застыл в пространстве. Потом вся карета завалилась набок, и Гарриман скрылся из вида. Лошади продолжали скакать, но уже отдельно от экипажа… их поглотила тьма. Карета заскользила, завертелась и наконец остановилась прямо перед нами, и секунду мне казалось, что сейчас мы в нее врежемся. Но Холмс умело держал поводья. Он направил нашу лошадку в объезд препятствия, а потом и остановил.
