Жаклин Уинспир - Мейси Доббс. Одного поля ягоды
Билли снова отмахнул от лица табачный дым.
— Этот врач, который сейчас работает в психиатрической больнице Модели в Лондоне, сообщил мне, что помешательство Дженкинса было не таким серьезным, как у других, — сказала Мейси. — Но причина для беспокойства существовала.
— Еще бы.
Билли потер красную полосу от петли на шее.
— Билли, вы знаете, что происходило с дезертирами?
Билли посмотрел на свои руки, сперва на ладони, потом на тыльные стороны.
— Да. Знаю, мисс.
— Их уводили и расстреливали. На рассвете. Мы об этом уже говорили. Многие из них были ребятами семнадцати-восемнадцати лет — они теряли голову от страха. Ходил слух, что двоих расстреляли из-за того, что случайно заснули на посту. — На глаза Мейси навернулись слезы, и она плотно сжала рот. — Дженкинс возглавлял команду исполнителей приговоров над дезертирами. «Безобидный» Дженкинс. Совершенно против своей воли — и, очевидно, он ставил под сомнение полученные приказы — Дженкинс был обязан руководить расстрелами.
— И…
Билли, сидя в кресле, подался вперед.
— Он выполнял приказы. Иначе его вполне могла бы ждать та же участь. За неповиновение.
Мейси встала с пола и подошла к окну. Морис проводил ее взглядом, затем повернулся к Билли Билу.
— Знаете, психика способна на странные выкрутасы. Как можно привыкнуть к боли, точно так же можно привыкнуть к делу, которым приходится заниматься, и в некоторых случаях неприятное дело становится более приятным, если мы приемлем его.
— Это что-то вроде добавления сахара в касторку.
— Нечто в этом роде. Сахаром Дженкинса была власть, которую он получил. Можно утверждать, что только так он выносил происходящее. Духом Дженкинс был слаб, сам он оказался очень близок к тому, чтобы дезертировать, и это заставляло его ненавидеть тех, кто совершил дезертирство. Совершая это жуткое наказание, он сохранял власть над той частью души, что стремилась убежать. Он стал ревностным исполнителем приговоров над дезертирами. Он даже, как мы понимаем, достиг того уровня успеха, которого не достигал при исполнении других обязанностей.
Морис снова посмотрел на Мейси, повернувшуюся к Билли.
— Идея Дженкинса основать «Укрытие» родилась из лучших побуждений. Но тут снова возникла потребность во власти. Цепь убийств началась, когда один из людей захотел уйти. Для Дженкинса это решение было острым ножом в сердце. Этот человек, в сущности, дезертировал из «Укрытия». Для Дженкинса, душу которого глубоко искорежила война, существовал лишь один способ действий. И после этого убийства другие давались легче.
— Черт возьми, — прошептал Билли.
— Пробудь вы подольше в «Укрытии», то тоже услышали бы, что нелегко отказаться от привычного образа жизни. Очевидно, расстрелять человека он не мог — коронеру было бы трудно скрыть происхождение раны, — поэтому использовал более впечатляющий метод. Виселица в карьере не сломала бы повешенному шею, но лишила бы его воздуха на время, достаточное, чтобы умереть. Смерть от удушья легко было бы объяснить самоубийством или несчастным случаем. С вами это должно было произойти быстро, потому что в других случаях петлю обматывали толстой тканью. След от веревки был не таким багровым, как у вас.
Билли снова потер шею.
— По-моему, расстреливать дезертиров совершенно неправильно. Знаете, половина из нас не знали, что нам, черт возьми, делать. И офицеры, особенно молодые, не знали.
Морис обратил черенок трубки в сторону Билли.
— Это любопытная точка зрения. Думаю, вам будет интересно узнать, что Эрнест Тертл, американец по рождению, теперь член парламента от Уайтчепела, усердно трудился, добиваясь запрета этой практики. Я не удивлюсь, если через год-другой будет принят новый закон.
— Давно пора! И что касается дезертиров, какая тут связь с Винсентом Уэзершоу? Помните, я выяснил, что с ним что-то произошло?
— Да, — ответила Мейси. — Насколько нам известно, Уэзершоу получил дисциплинарное взыскание за то, что осуждал практику расстрелов. Говорил об этом во всеуслышание, вызывая недовольство начальства. Он получил рану до того, как его успели разжаловать и отдать под трибунал за нарушение субординации.
Билли присвистнул.
— Это уже хуже.
— Это сгубило Уэзершоу. Жутко изуродованный, он пришел в «Укрытие» с надеждой. В госпитале он узнал кое-что о Дженкинсе, но в «Укрытии» выяснил, что на фронте тот был исполнителем смертных приговоров. Винсент сообразил, что к чему, и Дженкинс решил, что он должен умереть. Винсент страдал от жуткой депрессии, поэтому в несчастный случай или самоубийство поверить было легко.
— Бедняга. А кто другой Дженкинс?
— Двоюродный брат. Как ни странно, Адам Дженкинс не стремился к деньгам. Его наградой было сознание власти. Король всех поднадзорных с легионом рабов, подчинявшихся каждому его слову. И они, несмотря на то, что слышали, обожали его. И эта часть загадки наиболее интригующа.
— Да, — подтвердил Морис. — Наиболее.
— Что, несмотря на такие слухи, на смерть тех, кто покидал «Укрытие», люди были очень высокого мнения о Дженкинсе.
Билли покраснел.
— Любопытное явление, — сказал Морис. — Такая власть над людьми. Боюсь, мы увидим нечто подобное, особенно в такие времена, как это, когда люди ищут ответов на важные вопросы, когда ищут в своей неуверенности руководства и связи с другими, у кого такой же жизненный опыт. И существует слово для описания группы, собравшейся вокруг всесильного лидера, взятое из практики поиска ответов в оккультизме. То, что создал Дженкинс, можно назвать культом.
— Даже мурашки бегут, — сказал Билли, потирая руки.
Мейси продолжила рассказ:
— Армстронг Дженкинс был одним из тех, кто убедил двоюродного брата требовать от гостей перевода денег на его имя. Для человека, несчастного настолько, что добровольно решил обречь себя на затворничество, это не столь уж серьезный шаг. Деньгами распоряжался Армстронг. Когда открылось «Укрытие», он переехал в эту местность работать врачом. Как и брат, он сочетает в себе власть и зло.
— Конечно. Черт возьми, они два сапога пара.
— Перед нашей последней встречей у ограды я сделала три телефонных звонка, и то, что узнала, открыло мне степень угрожающей вам опасности. Я позвонила в больницу Модели, чтобы поговорить с врачом Адама Дженкинса; коронеру графства, чтобы он подтвердил историю Армстронга Дженкинса, и, наконец, другу Мориса, главному констеблю, чтобы сообщить о своих подозрениях. Он собирался начать расследование в «Укрытии» на другой день, но его опередил ход событий. Билли, я хотела, чтобы вы отказались от своей задачи, как только сказали мне, что еще один человек хотел покинуть «Убежище». Но вы были непреклонны.