Эллери Квин - Сердца четырёх
Эллери прикрыл глаза.
«Одному? Все-таки это не совсем верно. О, черт! Опять я анализирую!»
Но на этот раз он думал о вещах более приятных, чем убийство. Итак: какие же чувства он испытывает к Пауле Перис? Может быть, просто жалость: из-за своего психологического надлома она заперлась в четырех стенах и отгородилась от волнений мира. Да нет, какая там жалость — когда он приходит к ней, то счастлив возможности побыть с ней наедине, оставив за дверью весь мир. Ну и в чем же дело?
Жилка в голове, в том месте, где была только тупая боль, начала пульсировать. Эллери тихо застонал. Он мается, как подросток! Изводит себя. Чего думать-то? Что толку от дум? Поистине счастливые люди ни о чем не думают, потому-то они и счастливы.
Со скрипом и оханьем он вынул себя из кресла, а заодно и из пиджака. На пол упал бумажник. Эллери наклонился за ним и тут вспомнил: в нем лежит конверт Паулы. Тот самый конверт. Странно, что он так ни разу о нем не вспомнил за последние двадцать четыре часа.
Квин достал из бумажника конверт из веленевой бумаги и провел по нему пальцами. Хорошего качества, машинально отметил он про себя. Качество, именно! Она представляет собой уникальный букет качеств, в ней есть все — нежность, сияние, притягательность — все то, на что так остро откликается мужчина.
Эллери улыбнулся, надорвал край конверта и вынул из него листок. Интересно, она и правда догадалась, кто отравил Джона Ройла и Блит Стюарт? На листке размашистым четким почерком мисс Перис было написано:
«Мой милый Тупица, для Вас непостижимо, что женщина простой интуицией может прийти к тем же результатам, которых Вы достигаете всей мощью данного Вам свыше интеллекта. Конечно же это Лью Баском.
Паула».
Да провались она вместе со своими лукавыми глазками! Ее следует проучить за такую наглость. Эллери схватился за телефон.
— Паула, это Эллери! Я только что прочитал вашу записку и...
— О-о, мистер Квин возвратился с войны, — проворковала она. — Я могу поздравить победителя?
— А, вы об этом. Нам повезло, что все так хорошо окончилось. Но, Паула, ваша записка...
— Мне открывать ваш конверт, как я понимаю, необходимости нет.
— Но ваш я открыл и должен сказать, что вы в кромешной тьме попали в самую точку. Как же вам...
— Значит, и вы можете меня поздравить, — сказала она своим полнозвучным, органным голосом.
— Да-да, конечно. Поздравляю. Но речь не о том. Я о вашей догадливости. Откуда вы это взяли? Ведь неоткуда было!
— Вы потеряли дар речи? — Она улыбалась. — Отвечаю: это не только и не столько интуиция или «догадливость», мистер Всезнайка. У меня было основание так думать.
— Да ладно вам!
— Нет, действительно. Правда, я так и не поняла, зачем он это сделал — его мотивы, все такое... И убийство Джека никак не вписывается... Вам придется это мне объяснить.
— Но вы только что сказали, что у вас было основание.
— Женский ум устроен по-другому, — сказала Паула и помедлила. — А-а... мы так и будем обсуждать это по телефону?
— Нет, все же ответьте мне!
— Конечно, сэр. Видите ли, я достаточно хорошо знаю такой тип личности, как Лью, и мне пришло в голову, что его характер в точности соответствует характеру преступления.
— Как это?
— Лью — это настоящий генератор идей. Верно? Задумывал он все блестяще, а реализовывал из рук вон плохо.
— Ну и что?
— Да ведь все преступления в целом — если вы остановитесь хоть на минутку и подумаете об этом, как я, — это блестящий замысел и никуда не годное исполнение.
— И эту ерунду вы называете основанием?!
— Нет, ну задумайтесь же все-таки, — мягко держалась своего Паула. — Смотрите, затея с картами — это же очень изобретательно и остроумно! Но выполнено самым дрянным образом. В этом весь Лью. И подставлять одинаково сначала Джека, потом Тая, фу, он сам все свел на нет. А эти надпилы на шрифтах машинок? Грубая работа.
— О боже! — простонал Эллери.
— Я могу назвать с дюжину его проколов. Та же корзина с коктейлями. А если бы ее молодоженам вовремя не доставили? Что тогда? Или доставили, а они ее с собой в самолет не взяли? Могло случиться и так, что Джек и Блит были бы слишком заняты друг другом... Или один выпил, а другой не стал. Нет, это Лью не просчитал. Там все отдано на волю случая. Вот Жак Батчер, будь он преступником, он бы никогда...
— Хорошо, хорошо, вы меня убедили. Я порекомендую ваш метод Глюку. Он порадуется. А теперь о нашем пари. Вы помните, что полагалось тому, кто его выиграет.
— Ах, пари... — упавшим голосом произнесла Паула.
— Да-да, пари. Вы сказали, что я никогда не поймаю убийцу. А я поймал! Так что сегодня вы ведете меня в «Подкову».
Паула охнула и замолкла. И даже по этому молчанию он чувствовал, в какой она панике.
— Собственно говоря, мы... наше пари было не о том... Вы обещали, что отдадите убийцу в руки правосудия, что он предстанет перед судом, а вы этого не сумели. Он сбежал от вас, выпрыгнул из самолета, а парашют не раскрылся.
— Ну нет, мисс Перис, не уклоняйтесь. Вы проиграли. Так что платите.
— Но, Эллери! — воскликнула она. — Я же не могу. Я годами не выхожу из дому. Вы не знаете, что при одной только мысли об этом меня бросает в дрожь.
— Сегодня вы ведете меня в клуб! — тоном, не терпящим возражений, сказал Эллери.
— Я в обморок упаду! Наверное, для обычного человека это звучит глупо. Боже, ну почему никто не хочет меня понять! Да, конечно, вы бы посочувствовали, если бы у меня была корь. Так вот у меня корь, только проявляется она иначе. Знаете, мистер Квин, эта боязнь людей...
— Одевайтесь.
— А надеть-то мне как раз и нечего! — победно крикнула мисс Перис. — Я хотела сказать, что вечерних туалетов у меня нет. И подходящей обуви — зачем? У меня и из меха ничего нет.
— Я одеваюсь и в восемь тридцать буду у вас.
— Не надо, Эллери!
— В восемь тридцать.
— О, Эллери, прошу вас! Пожалуйста...
— В восемь тридцать, — еще раз повторил Квин и положил трубку.
Ровно в восемь тридцать вечера мистер Квин стоял у порога очаровательного белого домика на холмах. Дверь ему открыла симпатичная девушка, секретарь мисс Перис. Увидев, как она сияет, он не на шутку встревожился: девица явно смотрела на него проницательным взглядом мамаши, у которой дочь давно на выданье. «Нет, ну абсурд, ну полный абсурд, — бушевал в душе мистер Квин. — Ушла бы ты с дороги, барышня».
Однако барышня не только не ушла с дороги, она подняла к нему пылающее лицо и залепетала в экстазе:
— О, мистер Квин, это же просто чудо! Вы думаете, она решится?
