Найо Марш - Чернее некуда
— Мне очень жаль, сэр, — пробормотал Чабб, адресуясь не к Аллену, а к полковнику. Потом взглянул на Гомеса и глаза его сверкнули.
— Это ваших рук дело! — заявил он, весь вспотев и трясясь всем телом. — Ну что? Вы говорили, что разберётесь с ними, и вот — разобрались!
— Вы выдвигаете против мистера Гомеса обвинение? — тут же спросил Аллен.
— Гомеса? Не знаю я никакого Гомеса!
— Тогда мистера Шеридана?
— Не знаю, что вы подразумеваете под словами «выдвигать обвинение», и понятия не имею, как он мог это сделать. Но вчера ночью он сказал: " — Если окажется, что они нас предали, я с ними разберусь". И я подумал, что он сдержал слово. Разобрался.
Внезапно Гомес прыгнул на него, словно подброшенный пружиной, так неожиданно и с такой яростью, что Гибсону с двумя констеблями с трудом удалось его задержать. Он что-то бессвязно вопил, вероятно по-португальски; по синеватому подбородку уже стекала пена, а он все ещe кричал что-то Аллену. Наконец, видимо исчерпав запас ругательств, Гомес затих и на лице его появилось насторожённое выражение, с которым он стал выглядеть ещe опаснее.
— Такое представление вы уже когда-то устроили в Нгомбване, — заметил Аллен. — Лучше бы вам утихнуть, мистер Гомес. Иначе придётся вас держать под замком.
— Дерьмо! — прошипел Гомес и плюнул в сторону Чабба.
— Безвкусный спектакль. Чертовски безвкусный спектакль, повторил полковник, который в этом представлении изображал хор.
— Никто из вас не терял пары перчаток? — спросил Аллен.
В комнате повисла тишина. Долго никто не шевелился, пока наконец Чабб не встал с кресла. Гомес, которого все ещe держали за руки, разглядывал пальцы, поросшие чёрной шерстью, полковник сунул руки в карманы. А потом все трое принялись бессвязно и безжалостно обвинять друг друга в убийстве Санскритов. Кто знает, как долго они кричали бы друг на друга, если бы не раздался звонок. Словно запустили вспять звуковую дорожку старой киномелодрамы: за дверьми снова раздались причитания какой-то женщины.
— Я хочу видеть своего мужа! Прекратите, оставьте меня. Я иду за своим мужем.
Полковник прошептал:
— Нет, ради всего святого, не пускайте еe сюда. Не пускайте её!
Но женщина была уже в комнате и полицейский, карауливший в прихожей, напрасно тянул к ней руки.
Его коллеги, стоявшие у дверей, оцепенели от удивления, и уставились на Аллена, словно ожидая приказа.
Аллен схватил женщину за руку. Она была растрёпана, глаза безумные. Тяжело сказать, чем от неe пахло сильнее — джином или духами.
Он развернул еe спиной к телам хозяев, лицом к супругу. И почувствовал, как у неe подломились ноги.
— Хьюго! — воскликнула она. — Ты же не сделал этого, Хьюго? Хьюго, поклянись, что ты им ничего не сделал! Хьюго!
Она рвалась из рук Аллена, любой ценой стараясь пробиться к мужу.
— Я не могла больше оставаться одна, Хьюго, — жаловалась она. — После того, как ты сказал, что с ними сделаешь. Я должна была прийти сюда. Должна была убедиться…
И точно также, как на свою жену напустился Чабб, заорал на жену и полковник, только совсем другим тоном.
— Заткнись! — загремел он. — Ты пьяна!
В схватке с Алленом миссис Монфор удалось повернуться лицом к закутку с печью, и теперь она кричала, не переставая, только теперь лился поток проклятий. Полковник попытался кинуться на неё, и Фоксу с Томпсоном и Бейли пришлось его задержать. Перепуганная женщина принялась умолять Аллена, чтобы мужу не позволяли к ней приближаться, и наконец упала в обморок.
Поскольку в комнате положить еe было некуда, пришлось отнести миссис Монфор наверх по лестнице в гостиную, где находилась миссис Чабб. Придя в себя, она принялась бессвязно рассказывать, как дурно муж с ней обращался, и что она знала, когда муж в ярости уходил из дому, что он выполнит свои угрозы. Полицейский, карауливший там, все записал.
Внизу в магазине Аллен, не имевший ордера на арест, предложил полковнику Кобурн-Монфору поехать с ними в Ярд, где ему официально предъявят обвинение в убийстве Санскритов.
— И должен вас предупредить, что все, что вы скажете…
ЭПИЛОГ
I
— С той минуты, как мы нашли трупы, — начал Аллен, — стало ясно, что убийца — Монфор. Гончарная мастерская была под строгим наблюдением с того момента, когда Санскрит вернулся из конторы по торговле недвижимостью. Единственное исключение — когда людей Гибсона отозвали по телефонному звонку о бомбе. На улице с оживлённым движением сержанту Джейксу по меньшей мере минут пять закрывал вид на Монфора грузовик, который никак не мог выехать из гаража. В это время кто-то из хозяев открыл Монфору дверь, потому что тот затеял на улице скандал и Санскриты пытались его успокоить.
Они спешили, чтобы успеть на аэродром. Собирались выйти через четверть часа; осталось только запаковать оставшихся поросят и написать письмо господам Эйблу и Вирту. Оставив пьяного полковника нести околесицу, они вернулись к работе. Санскрит вложил предпоследнего поросёнка в коробку, сестра села писать письмо. Монфор подошёл к ним, зашёл сзади, схватил со стола последнюю фигурку и в пьяном гневе ударил — налево и направо. Шок от того, что он наделал, его отчасти протрезвил. На перчатках осталась кровь, потому он сунул их в топку, вышел наружу и то ли был настолько хитёр, то ли настолько ослаб, что вновь опёрся о звонок. Грузовик все ещe загораживал Джейксу обзор. А когда тот проехал, полковник по-прежнему стоял под дверью и звонил.
— Кто поднял ложную тревогу из-за бомбы? — спросила Трой.
— Я убеждён, что один из Санскритов. Им нужно было убрать с дороги людей Гибсона, чтобы исчезнуть в Нгомбване. Ведь они тряслись от страха, что мы выясним, как обстояло дело с убийством посла; ещe больше они боялись рыбьей банды. И должны были догадываться, что разоблачены.
— Видимо, — сухо заметил мистер Уиплстоун, — они не переоценивали свои способности.
— Вы правы.
— Рори, этот несчастный был настолько пьян? — спросила Трой.
— А можно вообще говорить о степени опьянения у алкоголика? Пожалуй, можно. По словам жены, а в них нет оснований сомневаться, полковник был пьян в стельку. И вышел из дому, весь кипя от бешенства.
— Полагаете, он действовал спонтанно? И речь не шла о предумышленном убийстве? — спросил мистер Уиплстоун.
— Пожалуй, нет. У него не было точного плана, даже когда он уже жал на звонок. Он просто был в припадке слепой пьяной ярости и рвался с ними посчитаться. На столе стоял глиняный поросёнок, орудие убийства словно подвернулось само собой. Ударив дважды наотмашь, он ушёл. И как это бывает, пьянице повезло. Затор на улице его едва не спас. Но я убеждён, что он его не замечал и повёл бы себя также в любых обстоятельствах.