Г. Китинг - Новые приключения Шерлока Холмса (антология)
Я вытащил револьвер и метнулся было за ним, но Шерлок Холмс остановил меня, подняв руку:
— Пусть уйдет, Ватсон.
Несколько секунд я молча недоумевал: не в характере моего друга позволить удрать человеку, совершившему хладнокровное убийство. Я почувствовал ладонь Глории Морган на своей руке и позволил девушке прислониться ко мне: бедняжка столько перенесла.
Так мы и стояли, не зная, что имел в виду Холмс, но вдруг снаружи послышался двойной выстрел из ружья. Эхо прокатилось по мерзлым полям и затихло в отдалении. Мы переглянулись: теперь все было понятно.
— Лучше уж так. — С редкой для него сердечностью Шерлок Холмс сжал пальцы Глории Морган. — Сообщив обо всем властям, мы бы ничего не выиграли. Ваша мать покоится с миром, а убийца заплатил за свое преступление собственной жизнью. Для вас, мисс Морган, куда желательнее начать новую жизнь, не запятнанную скандалом, тень которого иначе преследовала бы вас до скончания дней.
* * *Лишь теперь, по прошествии долгого времени, Шерлок Холмс внял моей просьбе и разрешил мне записать факты, касающиеся дела Моргана-отравителя (как он сам именует его в своих бумагах)[40]. Несколько месяцев назад я прочел в «Дейли телеграф», что мисс Глория Морган из Винчком-холла, Хэмпшир, вышла замуж за богатого шахтовладельца из Южной Африки и переехала в эту страну. Может быть, она наконец обретет там счастье и сумеет забыть мрачные события морозной зимы 1888-го.
Эрик Браун
Исчезновение Аткинсонов
(рассказ, перевод А. Капанадзе)
Весьма вероятно, что 1888-й был также и годом «Собаки Баскервилей» — наверное, самого знаменитого дела Холмса. Он вел это расследование именно тогда, а не десятилетием позже, как утверждается во многих известных записках. Вначале Холмс не может отправиться в Дартмур и посылает вместо себя Ватсона, объявив, что занят делом о шантаже: возможно, это правда, но не исключено, что в эти дни он давал консультации по поводу убийств, совершаемых Джеком-потрошителем. Предпринималось множество попыток рассказать об участии Холмса в том расследовании, однако все эти истории, на мой взгляд, апокрифичны. Как я полагаю, Холмс быстро разрешил загадку этих убийств для своего собственного удовлетворения, а затем предоставил Скотленд-Ярду доводить следствие до конца, чтобы целиком посвятить себя баскервильской истории.
К тому же периоду относится и «Знак четырех», в котором Ватсон знакомится с Мэри Морстен и влюбляется в нее. Вскоре, уже в конце 1888-го, они поженились, Ватсон съехал с квартиры на Бейкер-стрит и стал заниматься врачебной практикой в Паддингтоне. Некоторое время Холмс вел свои изыскания один. Только в марте 1889-го друзья воссоединились, расследуя «скандал в Богемии».
Лишь позже Ватсон узнал о некоторых делах, которые Холмс вел в одиночку. Среди них — трагедия братьев Аткинсон. Хотя впоследствии Ватсон изложил ее на бумаге, он никогда не стремился обнародовать эту историю. Несколько лет назад мне в руки попала копия его рассказа, и мой коллега Эрик Браун подготовил ее к публикации.
Уже несколько месяцев я не видел моего друга Шерлока Холмса: напряженно работая каждый в своей сфере деятельности, мы не находили времени для визитов вежливости и прочих светских условностей. Зайдя к нему в тот вечер, я лишь по случайности застал его дома.
— Ватсон! — воскликнул Холмс, когда миссис Хадсон провела меня в комнату. — Садитесь, друг мой. Надеюсь, вы не слишком тяжело переносите нынешние холода?
Я согрел руки у огня и расположился в предложенном кресле, а затем отпустил несколько замечаний насчет того, что в последние годы зимы стали суровее. Мой друг ударился в пространные рассуждения о метеорологии, климатологии и прочем в том же духе.
Налив себе бренди, я приготовился с приятностью скоротать вечер.
Между тем мой друг приводил все новые и новые примеры неприветливого климата, с каким ему доводилось сталкиваться во время своих путешествий. Я удвоил внимание: при всей нашей дружбе достойно сожаления, что Холмс редко считает нужным посвящать меня в детали происшествий, случавшихся с ним в ходе его странствий по Востоку и относящихся к периоду, который в записках о выдающейся карьере моего друга я назвал Великой Паузой.
В тот вечер он рассказывал о них весьма туманно, однако вдруг по какому-то случаю заметил:
— Конечно, мне довелось и самому столкнуться с муссоном. Это было, когда я отправился из Тибета южнее, на Цейлон, чтобы вновь встретиться со старым приятелем…
Я наклонился вперед, тотчас ухватившись за слово «вновь».
— Вы хотите сказать, Холмс, что посещали остров и до девяносто четвертого?
Осознав свою оплошность, мой друг с наигранным безразличием отмахнулся:
— Так, одно пустяковое дельце в городе Тринкомали в восемьдесят восьмом…
— Вы там вели самое настоящее расследование? — произнес я умоляюще. — Но почему вы никогда об этом не упоминали?
— Незначительное дело, Ватсон, к тому же совершенно неинтересное. И потом, я поклялся Королевской цейлонской чайной компании соблюдать полнейшую тайну. Ну так вот, что касается природы муссонных дождей…
И мой друг быстро перешел от тринкомалийского дела к азиатским тропическим ливням.
Ближе к полуночи я откланялся и в ближайшие несколько недель, занимаясь своими обычными делами, едва ли вспоминал об этом вечернем разговоре.
Я почти забыл об этой истории, когда месяц спустя зашел к моему другу и снова застал его дома. Он провел меня к камину и уговорил пропустить рюмочку бренди.
Спустя некоторое время он небрежно махнул рукой в сторону распечатанного письма, лежащего на столе возле его кресла.
— Помните, когда вы навещали меня в прошлый раз, я упоминал о небольшом деле в цейлонском Тринкомали и о том, что Королевская чайная компания запретила мне разглашать подробности?
Заинтригованный, я выпрямился в кресле:
— Конечно помню. И что же?
— Похоже, запрет больше не действует, Ватсон, — непринужденно сообщил Холмс. — Три недели назад я получил послание от моего тамошнего друга. Он пишет, что у компании настали трудные времена и она обанкротилась. Так что больше ничто не препятствует мне поведать вам эту историю.
Он принялся набивать трубку табаком, который хранил в потрепанной туфле: он всегда держал ее в укромном уголке рядом с креслом. Вскоре нас окутал едкий сизый дым; я отхлебнул бренди и весь обратился в слух, как происходило уже не раз, когда я представлял собой аудиторию, на которой мой друг упражнялся в ораторском искусстве.
