Энтони Горовиц - Дом шелка. Новые приключения Шерлока Холмса
— Погоди, Джейсон, еще не время.
На сей раз я и без Холмса догадался, чего мы ждали. Это было очевидно. Когда мы поднимались по лестнице, в тире было много народа и внизу беспрерывно шла стрельба. Но сейчас оттуда не доносилось ни звука. И убийцы ждали, когда ружейная трескотня возобновится. На два выстрела наверху никто не обратит внимания. Убийство — это самое жуткое преступление, на какое способен человек, но хладнокровное и расчетливое двойное убийство показалось мне особенно злодейским. Я все еще сжимал свою руку. Она совершенно онемела, но я все-таки поднялся на ноги — я не приму смерть от этих убийц, стоя на коленях.
— Можете положить оружие на землю и сдаться прямо сейчас, — заявил Холмс. — Он был абсолютно спокоен — неужели с самого начала знал, что нам предстоит встреча с этими головорезами?
— Что?
— Сегодня обойдется без убийств. Тир закрыт. Ярмарка закончилась. Разве не слышите?
Я вдруг понял, что шарманка смолкла. Люди, видимо, разошлись. За пределами этой пустой и заброшенной комнаты царила тишина.
— И что с того?
— Я не поверил вам при нашей первой встрече, Гендерсон. Но тогда было важно клюнуть на вашу уловку — понять, что у вас на уме. Неужели вы решили, что я споткнусь на том же месте второй раз?
— Оружие на землю! — раздался грозный окрик. Следующие несколько секунд события развивались с невероятной быстротой, я даже не смог их осмыслить. Гендерсон выхватил револьвер, намереваясь выстрелить либо в меня, либо куда-то мимо меня. Это так и осталось тайной — нажать на спусковой крючок ему было не суждено. В ту же секунду загремели выстрелы, револьверные дула засверкали белыми вспышками — и Гендерсона буквально сшибло с ног, а из головы брызнул кровавый фонтан. Его помощник, известный как Брэтби, резко обернулся. Едва ли он собирался стрелять, но он был вооружен, и этого оказалось достаточно. Одна пуля ударила его в плечо, другая в грудь. Его отбросило назад, он вскрикнул, и мой револьвер вылетел из его руки. Трость загромыхала по деревянным половицам и куда-то укатилась. Он был жив. Сопя и всхлипывая от боли и потрясения, он рухнул на землю. На миг наступила пауза, и тишина была не менее ужасающей, чем предшествовавшее ей насилие.
— Могли бы появиться и раньше, Лестрейд, — заметил Холмс.
— Мне хотелось услышать, что скажет этот негодяй, — ответил голос.
Я обернулся и увидел, что это действительно инспектор Лестрейд, а с ним — трое полицейских, они уже входили в комнату, собираясь осмотреть тех, в кого только что стреляли.
— Вы слышали, как он признался в убийствах?
— О да, господин Холмс. — Один из его людей подошел к Гендерсону, быстро его осмотрел и покачал головой. Я видел рану, и результат меня не удивил. — Боюсь, ему не придется предстать перед судом за свои преступления.
— Многие скажут, что за свои преступления он уже ответил.
— Все равно, я бы предпочел видеть его в суде, пусть в качестве свидетеля. Я ведь сильно рискую ради вас, господин Холмс, и сегодняшняя ночь мне еще может дорого обойтись.
— Вы получите очередное повышение, Лестрейд, и вам это прекрасно известно. — Холмс повернулся ко мне. — Как вы, Ватсон? Не ранены?
— Обезболивающая примочка плюс виски с содовой — и все будет в порядке, — ответил я. — Но скажите, Холмс, вы с самого начала знали, что это ловушка?
— Я очень сильно это подозревал. Чтобы безграмотный ребенок прятал у себя под матрацем сложенный рекламный листок? Как-то мне в это не верилось. Как сказал наш покойный друг Гендерсон, уж больно легко мы берем наживку. Я начинаю постигать методы нашего противника.
— В смысле?
— Чтобы найти меня, они использовали вас. На Холборнском виадуке за вами следили не полицейские. Это были люди нашего противника. Именно они подбросили вам якобы неопровержимую улику, надеясь, что вы все равно меня найдете и передадите листок мне.
— А как же название? «Дом чудес доктора Шолкинса»? Вы хотите сказать, что он тут ни при чем?
— Мой дорогой Ватсон! Шолкинс — не такая уж редкая фамилия. На Людгейт-серкус есть обувщик Шолкинс, в Баттерси — склад пиломатериалов Шолкинса. А еще вполне подойдет и Шолкман или какой-нибудь «Шелковый путь» — лишь бы мы поверили, что подбираемся к «Дому шелка». Им важно было куда-то меня выманить, чтобы избавиться раз и навсегда.
— А вы, Лестрейд? Как здесь оказались вы?
— Я здесь по просьбе господина Холмса, доктор Ватсон.
— Значит, вы верили в его невиновность!
— Ну, в этом я не сомневался с самого начала. А когда я вник в историю на Коппергейт-сквер, стало ясно, что там не сходятся концы с концами. Инспектор Гарриман сказал, что возвращался с Уайт-Хорс-роуд, где ограбили банк, но никакого ограбления там не было. Я посмотрел нашу книгу учета преступлений. Съездил в этот банк. И мне стало ясно: если Гарриман дал ложные показания в суде об ограблении банка, значит, он и перед другой ложью не остановится.
— Лестрейд пошел на риск, — вмешался Холмс. — Передать меня тюремным властям — такова была его первая реакция. Но мы хорошо знаем друг друга, хотя во многом не сходимся, часто вместе работали, и Лестрейд интуитивно почувствовал: обвинение против меня — ложное. Ведь так, Лестрейд?
— Похоже, что так, господин Холмс.
— А в душе он не меньше моего хочет положить конец этой истории и вывести подлинных преступников на чистую воду.
— Второй жив! — воскликнул один из полицейских. Пока мы с Холмсом разговаривали, полицейские осматривали двух головорезов.
Холмс подошел к лежавшему на полу Брэтби и опустился перед ним на колено.
— Вы слышите меня, Брэтби? — спросил он. Ответом была тишина, потом раздалось едва слышное завывание, будто плакал больной ребенок. — Мы ничем не можем вам помочь, но напоследок вы еще можете кое-что исправить, загладить вину перед встречей с Всевышним.
Брэтби тихонько зарыдал.
— Про «Дом шелка» мне известно все. Я знаю, что это. Знаю, где он находится… Собственно, вчера я там был, но меня встретила полная тишина. Когда там собирается народ? Спросить об этом мне не у кого, но без этих сведений не обойтись, если мы хотим положить конец этой истории раз и навсегда. Во имя спасения вашей души скажите: когда назначена следующая встреча?
Повисла долгая тишина. Во мне против воли поднялась волна жалости к этому человеку, хотя всего несколько минут назад он намеревался убить меня и Холмса, но он вот-вот испустит дух… Ведь перед лицом смерти все равны, и какое право мы имеем судить уходящего, когда ему предстоит высший суд?
— Сегодня, — сказал Брэтби. И умер.
Холмс выпрямился.