Энтони Беркли - Убийство на Пикадилли
— Если вы не против, мисс Читтервик, то я, наверное, пойду и лягу.
— Ну конечно, дорогая моя, — встала и мисс Читтервик, говоря непривычно мягким тоном, — мы все очень хорошо вас понимаем. Ложитесь, я скоро приду и принесу вам чего-нибудь успокаивающего.
Маус, вскочив, обнял Джудит за талию.
— Идем, Джуди, старушка. Я помогу тебе подняться наверх.
С трагическим выражением лица Джуди оглядела присутствующих.
— Извините, — повторила она, — терпеть не могу проявлять свои чувства на людях и беспокоить их. Покойной ночи.
И, тяжело опираясь на Мауса, она вышла.
А у мистера Читтервика, понимающего, что сейчас ему явилось зрелище неприкрытой условностями человеческой натуры, вид был пристыженный, словно у мальчишки, которого застали в тот момент, когда он украдкой уплетает варенье.
Глава 14
Схватка
По мнению мистера Читтервика, путешествие из Саутгемптона в Дорсетшир было довольно молчаливым. Маус сосредоточенно вел машину. Мистер Читтервик погрузился в размышления, а сидевшие сзади Джудит и американский кузен обменивались редкими замечаниями лишь в угоду вежливости. Когда трое встречающих стояли на пристани и глядели на сходивших по трапу пассажиров, они без труда усмотрели нужного им человека. Каков бы внешне ни был его родитель, отцовская закваска была послабее синклеровской. Один только выдающийся вперед профиль нового кузена, спускавшегося на пристань, выдавал в нем Синклера независимо от фамилии, которую он носил. Между прочим, фамилия была Бенсон.
Мистер Читтервик с интересом разглядывал его внешность.
Гэролду Дж. Бенсону на вид было лет двадцать восемь — двадцать девять, и он обладал не только синклеровским профилем, но и соответствующей фигурой. Это был рослый, крепкий мужчина с серо-зелеными глазами и обильной соломенного цвета шевелюрой, которую он носил в виде странного цилиндрического зачеса посередине головы, отчего напоминал хохлатого австралийского попугая. Другое отличие от традиционного синклеровского облика заключалось в несколько покатых линиях лба и подбородка, наверное унаследованных от папаши, впрочем, кроме этого мистер Бенсон не унаследовал больше ничего. Он крепко пожал руку Джудит, так что у той слезы выступили на глаза, затем руки Мауса и мистера Читтервика, одновременно с жаром заверяя их, как ему приятно с ними познакомиться, хотя очень грустно, что знакомство состоялось при таких печальных обстоятельствах, и какого перцу он задаст Скотленд-Ярду и всей английской полиции, так что они ослепнут от слез. Его слушатели, которые едва тоже не ослепли от слезоточивой мощи его рукопожатий, рассеянно кивали в ответ, втайне надеясь, что мистеру Бенсону тоже перепадет от ответного "рукопожатия" английской полиции. Все еще сотрясая воздух своей громогласной американской речью (самой американской, какую когда-либо приходилось слышать мистеру Читтервику), он обещал Джудит, что ее муж через три дня положит шляпу на полку в их маленькой-прихожей, сообщил Маусу, что его родные до смерти обрадуются, узнав, как, едва он ступил на английский берег, так сразу же познакомился с настоящим герцогом и жал его пятерню, и называл братом, а мистеру Читтервику Бенсон популярно объяснил, что герцог по виду почти совсем не отличается от прочих людей, и это не очень-то справедливо по отношению к самим герцогам. Одновременно Бенсон провел компанию через таможенные заслоны, усадил в автомобиль и непрочь был поучить Мауса, как по-настоящему, то есть по-американски, вести машину. Короче говоря, мистер Гэролд Дж. Бенсон олицетворял собой популярное английское представление о путешествующем американце, и олицетворял с таким совершенством, что мистеру Читтервику показалось, будто это представление скорее карикатура, нашедшая блистательное воплощение в реальном человеке.
В "Аббатстве Риверсмид" он предстал таким же типичным образчиком американизма. Мистер Читтервик, который не мог забыть, как он мучился, будучи ввергнутым в общество совершенно незнакомых людей, остро позавидовал беспечной самоуверенности, с какой мистер Бенсон сжимал своей ручищей ручку хозяйки дома (а Джудит с коварной улыбкой наблюдала за этой сценой), похлопывал хозяина по спине, отчего пожилой патриций каждый раз вздрагивал, и произносил краткую речь, благодаря всех присутствующих за: а) их преданность интересам его двоюродного брата Линна, б) сердечное гостеприимство по отношению к нему самому и в) "вряд ли следует о том упоминать" — за их сочувствие храброй женушке его двоюродного брата, которую постигло ужасное несчастье. Под конец он адресовался к дворецкому, тому самому величественному, похожему на треску дворецкому, который столь уязвил нежную душу мистера Читтервика в день его приезда, со словами "эй, парень". И когда, вслед за лакеем, он, стуча толстыми подошвами, стал подниматься по лестнице в отведенную ему комнату, все общество испуганно воззрилось ему вслед.
А затем Агата хихикнула.
— Он совсем-совсем как комический образ американца в плохом фарсе, негромко сказала она, — такое впечатление, что он только что спрыгнул со сцены.
— Именно так оно и есть, — задумчиво откликнулся мистер Читтервик.
— Что вы хотите этим сказать, — полюбопытствовала Джудит.
— Только то, что он этим как раз и занимается, — объяснил немного смущенно мистер Читтервик, — вы ведь как-то упомянули, что одно время он был актером, правда?
— И подумать только, — пробурчал лорд Милборн, — что подобный индивидуум может унаследовать "Эрлшейз".
Из слов лорда Милборна можно было заключить, что большей трагедии невозможно себе и представить.
Все молча вошли в дом и растворились по своим комнатам, чтобы подготовится к ленчу. До него оставалось по крайней мере полчаса, но, как заметила Джудит, самое лучшее сейчас всем разойтись и немного успокоиться.
Однако за ленчем манеры мистера Бенсона явно претерпели изменение к лучшему. Возможно, окружающая обстановка начала внушать ему должное почтение, а может быть (и это, подумал мистер Читтервик, очень вероятно), кто-нибудь из присутствующих успел ему шепнуть, что надо вести себя прилично, но, во всяком случае, речей он больше не произносил, его энтузиазм явно сник и даже очень характерный американский акцент заметно смягчился. В конце концов ничто так не обескураживает гостей, как рафинированная атмосфера утонченного английского дома.
По правде говоря (а правду сказать необходимо), именно мистер Читтервик повел себя после ленча как самый противный зануда. Оказалось, что он и есть тот самый враг человечества во плоти, который называется фотограф-любитель. До сих пор ему удавалось контролировать свою маниакальную страсть, но сейчас она явно вырвалась наружу. Невзирая на приличия и явное неудовольствие своих жертв, мистер Читтервик извлек на свет божий фотоаппарат и потребовал, чтобы все выстроились в шеренгу на террасе и стал щелкать бессчетное количество раз, делая и групповые снимки, и фотографируя всех по одиночке, одновременно простодушно тараторя, как он любит запечатлевать на память все места, где побывал, и всех людей, с кем пришлось познакомиться, и теперь он совершенно бессовестно радовался, что получил такую замечательную возможность пополнить свои фотоальбомы. Лорд Милборн даже и не пытался скрыть свою печаль при виде жены, разделяющей неприличное рвение главного мучителя. Она с восторгом командовала жертвам, как им встать и сесть, только чтобы доставить ему удовольствие. Да, неприятные четверть часа им пришлось пережить.
