Доминик Сильвен - Когда людоед очнется
— Между тем Хатч разыгрывает готовность к сотрудничеству с полицией, — рассказывал Жером Бартельми. — Дюген подозревает, что она стоит за убийством Неккер, самоубийством Марке и нападением на Брэда, но у него нет даже намека на доказательства.
— Не знаешь, он допрашивал Малыша Луи? — спросила Лола.
— Со всей строгостью. Но Малыш Луи божится, что сам додумался подлить джина в кружку Брэда. Он завидовал его дружбе с Ману. От других садовников он слышал, что Брэд — бывший алкоголик. Вот Малыш Луи и решил сыграть с ним злую шутку.
— Но ведь он в самом деле купил себе айпод, — вмешалась Ингрид. — На какие деньги?
— Он клялся Дюгену, что нашел его в Монсури на скамейке. И оставил себе, вместо того чтобы отнести сторожам. А недавно за айподом явился подросток. Так что Малыш Луи не соврал.
Ингрид вздохнула. У реальности в ее драном мешке припасено немало избитых шуток. Мало-помалу она расстреливает ваши последние патроны. Один за другим…
45
Сегодня ночью Ингрид вернулась к классикам. Она остановилась на песне Марвина Гая, узком черном платье и рыжем парике. Излучая всю нежность мира, она полностью раскрылась перед публикой. Закончив номер, она замерла перед зеркалом: на секунду ей померещилось, что в нем отражается незнакомка. Она так долго выступала в «Калипсо», что начала забывать черты своего двойника — лицо Габриеллы Тижер Пламенной стало привычным, почти невидимым, словно лица «усопших», о которых говорила Лола.
Сняла парик, надела на подставку, расчесала его длинные пряди. Смыв румяна, она снова превратилась в Ингрид Дизель. По поверхности памяти скользило ощущение, словно бумажный кораблик, забытый мальчишкой в уличной канаве. Сегодняшние мальчишки не складывают кораблики из старых газет, не радуются их скитаниям по скудным городским канавам. Сегодняшние мальчишки — властелины все более ярких миров, которые без конца придумывают для них создатели компьютерных игр, прорабатывая до малейших деталей. Ингрид было восемь-девять лет, когда она в последний раз сложила из газеты кораблик, и она жила во Флориде. Там гремели страшные грозы, но после них текли ручейки, гордо уносившие каравеллы из «Майами геральд» в свои сказочные дельты.
Она вышла из «Калипсо», увидела площадь, залитую неоновыми огнями, очередь на остановке такси, толпы незнакомцев, кочующих по кабакам, пип-шоу в барах для придурков, медленный поток машин и туристических автобусов. Пигаль не спалось, Пигаль не заснет до самого рассвета. Но, словно страдающий бессонницей объевшийся зевака, Пигаль все еще бродит, слоняется из угла в угол. Поднялся ветер и, не найдя изящных каравелл, погнал по площади сальные упаковки, банки из-под содовой, выброшенные презервативы — жалкие реликвии обычной парижской ночи. А еще он шелестел листвой платанов на бульваре, но Ингрид уже не слышала их пение, она сомневалась, любит ли она по-прежнему этот квартал, да и сам Париж.
Она направилась к улице Нотр-Дам-де-Лоретт, вспоминая, как Саша впервые пришел к ней домой. В ту ночь, когда он незаметно смешался с публикой в «Калипсо» и последовал за Ингрид, чтобы сложить к ее ногам свою тревогу и просить ее не возвращаться домой в одиночку. Но недавнее воспоминание поглотило это драгоценное чувство. Воспоминание об их последнем телефонном разговоре. Она набросилась на него как бешеная. Упрекала его в смерти Брэда. Наступило опасное затишье, которое она не успела правильно оценить. Он повесил трубку. С тех пор она бродила словно в тумане.
Она шла уже довольно долго, усталая, опустошенная. И вдруг ей привиделась Хатч. Светловолосая, как другая женщина, светловолосая, как Джулия. «Дюген подозревает, что она стоит за убийством Неккер, самоубийством Марке и нападением на Брэда, но у него нет даже намека на доказательства». Подъехало такси. Она окликнула его.
Такси высадило ее у мастерских Жармона. Она набрала код, прошла под аркой. Поднялась по коридору, едва освещенному уличными огнями: усеянный обломками мебели и оборудования, он напоминал о мрачном затишье после урагана. Она вошла в мастерскую, открыла широкое окно, выходящее в сад. На монастырские стены падал тусклый свет луны, темный прямоугольник теплицы сливался с неподвижной растительностью. Она склонилась над окном, привлеченная беглым движением, и распознала силуэт бежевой кошки, укрывшейся за колодцем.
Когда глаза привыкли к полумраку, она заметила лучик света в покоях сестры Маргариты. Неужели Хатч успела расположиться в своих новых владениях? Она сама не знала, зачем пришла сюда. Возможно, ее привело стремление увидеть Хатч и спросить, почему ее лицо не идет у нее из головы. Причина наверняка не только в сходстве с Джулией. Ведь Ингрид никогда не видела невесту Бена Фрэзера во плоти — только на фотографии.
Ей послышалась какая-то мелодия — кажется, соло на гитаре. Гитарный рок. Но не разобрать, откуда он доносится. Из здания, покинутого монахинями? Она постояла еще и услышала скрип. Ставни кабинета сестры Маргариты открылись, за ними кто-то стоял. Неизвестный облокотился на подоконник, закурил, тут к нему присоединился другой. Оба в светлых комбинезонах и странных светлых шапочках. Ингрид сообразила, что это маляры, на время перекура они подняли защитные маски на голову. Хатч не терпелось переехать, и она торопила рабочих. Они работали под музыку, а рок выбрали, чтобы прогнать сон.
Она поднялась на второй этаж, подошла к мастерской Норы. Скипидаром несло ничуть не меньше, чем когда в ЦИЖ кипела жизнь. Ингрид не удивилась, обнаружив большое полотно на его привычном месте. Собирается ли Нора его забрать? Вообще-то правильнее было бы посоветовать ей освободиться от воспоминаний о Лу, оставив в прошлом и картину и скорбь.
Все три «Вампиреллас» буквально рвались из рамы. Их страшно бледные лица светились во тьме. Ингрид подошла поближе. Страстная сосредоточенность читалась в напряженных мускулах голых рук Альберты, в ее узловатых пальцах, сжимавших серебристые палочки, даже в ее гриве, которую Нора изобразила сплошными красными мазками. Кармен словно высекли из гранитного блока, лишь ее руки казались живыми, сливаясь с деревом бас-гитары. Она не сводила глаз с Лу. С выпученными глазами, зияющим ртом, напряженной шеей Лу пела. И пение ее походило на крик. Нора изобразила лицо женщины, умирающей от удушья. Инстинктивно Ингрид поднесла руку к своей шее и глубоко вдохнула. Ее прервала вибрация мобильного. Взглянув на дисплей, она убедилась, что звонит звукорежиссер из «Калипсо».
— Ингрид, после твоего номера я тебя повсюду искал!
— Я слишком устала и не хотела задерживаться, Лоран. Извини.
