Гастон Леру - Призрак оперы
Выйдя из кэба перед Оперой, я посмотрел на здание так, будто был удивлен тем, что оно еще стоит. Но, как у всех восточных людей, во мне есть что до от фаталиста, и я вошел внутрь, готовый ко всему.
Похищение Кристины во время сцены в тюрьме, естественно, потрясло всех, но не меня. Я ни на минуту не усомнился в том, что ее исчезновение организовал Эрик – подлинный король фокусников. И я думал, что на этот раз это был конец для нее и, возможно, для всех нас.
Я даже хотел попытаться убедить всех этих людей, задержавшихся в Опере, уйти. Но меня остановило то, что они наверняка сочли бы меня ненормальным. К тому же я знал, что попытайся я заставить их покинуть зал, закричав, например: «Пожар!», я мог бы вызвать катастрофу – люди душили бы, топтали друг друга до смерти в давке, дикой драке, даже худшей, чем та, которой я страшился.
Однако я решил, что действовать надо без задержки. Вероятно, Эрик теперь думал только о своей пленнице, и я должен воспользоваться этим, чтобы войти в его дом через проход в третьем подвале. Я попросил отчаявшегося виконта Рауля де Шаньи помочь мне, и он немедленно согласился, с доверием, которое меня глубоко тронуло. Я послал Дариуса за пистолетами. Он принес их нам в артистическую комнату Кристины. Я дал один Раулю и посоветовал ему быть готовым стрелять, как был готов я, поскольку Эрик мог ожидать нас по другую сторону стены. Мы должны были идти проходом коммунаров и через люк.
Увидев пистолеты, Рауль спросил меня, собираемся ли мы драться на дуэли. Мы, определенно, собирались. «И какая дуэль!» – сказал я, но, конечно, у меня не было времени объяснить все ему. Он смел, однако почти ничего не знает о своем противнике.
Что значит дуэль с самым горячим бойцом по сравнению с единоборством с самым блестящим фокусником? Мне самому казалась сомнительной перспектива поединка с человеком, которого можно видеть только тогда, когда он этого хочет, и который сам видит все, когда другие – ничего, человеком, чьи странные познания, хитрость, воображение позволяют ему использовать все естественные силы и соединить их, чтобы создать иллюзию вида и звука, способную привести его оппонентов к мысли об обреченности. И теперь он действует в подвалах Оперы – то есть в стране фантасмагории! Может ли кто-нибудь подумать об этом без содрогания?! Может ли кто-нибудь представить себе, что, возможно, случится в Опере, если в ее пяти подвалах и двадцати пяти помещениях верхних уровней властвует жестокий и игривый Роберт Худен, который иногда шутит, а иногда ненавидит, иногда опустошает карманы, а иногда убивает? Подумайте только о схватке с любителем люков, который в моей стране сделал так много люков, лучших в своем роде, подумайте о борьбе с любителем люков в стране люков!
Мне оставалось надеяться только на то, что Врик все еще был с Кристиной, которая, без сомнения, опять упала в обморок в доме у озера, куда монстр должен был привести ее, но я боялся, что он находится где-то рядом, готовый применить пенджабское лассо.
Никто не мог бросать пенджабское лассо лучше Эрика – он являлся принцем душителей, также как и королем фокусников. Однажды, когда он закончил развлекать маленькую султаншу во время «розовых часов» Мазендерана, она попросила его придумать что-то такое, что заставит ее вздрогнуть. И монстр не нашел лучшего способа, чем применить пенджабское лассо. Он научился невероятному искусству удушения в Индии и часто дрался с бойцами, обычно со смертниками, вооруженными длинным копьем и палашом. У Эрика было только лассо, и как раз тогда, когда противник думал, что убьет его мощным ударом, лассо взвивалось в воздух. Ловким Движением запястья Эрик затягивал его вокруг шеи несчастного и затем тащил того к маленькой султанше и ее приближенным, наблюдавшим за поединком из окна. Маленькая султанша тоже научилась бросать пенджабское лассо и даже задушила им несколько человек.
Но я предпочитаю оставить ужасную тему «розовых часов» Мазендерана. Я говорил о них только потому, что, спустившись в подвалы Оперы с виконтом Раулем де Шаньи, я должен был предостеречь его от постоянной угрозы быть задушенным. Конечно, в подвалах мои пистолеты не могли нам пригодиться, поскольку я был уверен:
Эрик, ничего не сделавший, чтобы помешать нам войти в проход коммунаров, сам не появится. Но он, возможно, попытается задушить нас. У меня не было времени объяснить все это Раулю, но даже если бы оно и было, не знаю, использовал бы я его, чтобы рассказать, что где-то в темноте в любой момент к нему может полететь пенджабское лассо. Было бы бесполезно осложнять ситуацию. Я только попросил Рауля держать руку на уровне глаз и согнуть руку в положении дуэлянта, ждущего приказа стрелять. Это положение исключает возможность быть задушенным с помощью пенджабского лассо, даже если оно искусно брошено. Лассо обвивает вашу руку и тем самым становится безвредным, потому что вы легко можете избавиться от него.
После того как нам удалось избежать встречи с полицейским комиссаром, несколькими стариками, закрывающими двери, и пожарными, а также после встречи с убийцей крыс и человеком в войлочной шляпе, который не заметил нас, Рауль и я без труда попали в третий подвал. Там между задником и комплектом декораций из «Короля Лахора» я отодвинул камень, и мы спрыгнули вниз, в дом, который Эрик построил в «двойном конверте» фундаментальных стен Оперы (что он сделал без затруднений, поскольку был одним из самых выдающихся строителей-подрядчиков Шарля Гарнье, архитектора театра, и продолжал работать тайно и в одиночку, когда строительные работы официально были прекращены во время войны, осады Парижа и коммуны).
Я знал Эрика достаточно хорошо и полагал, что смогу раскрыть все его трюки. Однако мне стало не по себе, когда я попал в его дом, ибо был в курсе того, что он сделал с мазендеранским дворцом: он превратил его в дом дьявола, где никто не мог сказать слова без того, чтобы его не подслушали и эхо его не повторило. Сколько бурных семейных сцен и кровавых трагедий оставил монстр после себя со своими люками. Во дворце, который Эрик «перестроил», вы никогда не знали точно, где находитесь. У него были поистине страшные изобретения, но наиболее ужасным из всех являлась камера пыток. За редким исключением, когда маленькая султанша развлекалась, заставляя страдать некоторых представителей среднего класса – своих подданных, в камеру помещали только заключенных, осужденных на смерть. По моему мнению, это была наиболее жестоко задуманная часть «розовых часов» Мазендерана. Правда, когда кто-либо в камере пыток «получал достаточно», ему всегда разрешали прекратить свои страдания пенджабским лассо.
Представьте мое состояние, когда я увидел, что эта комната в доме монстра, в которую мы с Раулем попали, была точной копией камеры пыток «розовых часов» Мазендерана.
