Голи Смарт - Фотографическая карточка
По прибытии в Лондон они прямо отправились в Тэптен-коттедж. Морант выскочил из кеба и направился к дому — предупредить миссис Фосдайк о приезде гостей. Бесси осталась в экипаже с Филиппом. Она была ужасно встревожена. Она и представить не могла, как ее мать воспримет этот самовольный приезд. Горькое воспоминание о строгой тетке и злых кузинах оставило глубокие раны в ее душе, и хотя любовь Филиппа несколько залечила их, все-таки девушка жаждала любви матери, которую видела так редко.
— Как вы думаете, она очень рассердится, Филипп? — прошептала Бесси.
— Не говорите пустяков! — ответил он. — Морант все ей объяснит…
Тут дверь отворилась, и высокая красивая женщина с роскошными каштановыми волосами сбежала со ступеней и, распахнув дверь кеба, воскликнула:
— Бесси, где ты, моя дорогая? Иди сюда! И вы, мистер Сомс, ведь вы, конечно, мистер Сомс? Как ты могла подумать, дитя мое, что я буду не рада тебе?.. О, милая моя, какую длинную историю мне придется тебе поведать!
Когда они вошли в гостиную, Нид стояла с пылающими щеками, ожидая свою сестру. Секунды две она застенчиво смотрела на нее, но потом впечатлительная натура девушки дала о себе знать, и Нид бросилась к Бесси, обняла ее и расцеловала.
— Довольно, Нид! — произнесла миссис Фоксборо. — Отведите ее в библиотеку, Герберт, и познакомьте с мистером Сомсом. Простите меня, мистер Сомс, но я должна сделать одно признание своей дочери и уверена, — прибавила она, понизив голос почти до шепота, — что вы не желаете сделать еще тяжелее рассказ женщины о ее слабости. Вы, наверно, уже знаете главные обстоятельства моей жизни. Избавьте меня от необходимости разглашать подробности.
Миссис Фоксборо представляла собой такое грустное зрелище в эту унизительную для нее минуту, и ее тихий неровный голос так всех растрогал, что девушки залились слезами. Филипп Сомс, однако, быстро нашелся:
— Бесси, обнимите мать и утешьте ее, — сказал он, подводя плачущую девушку к матери и целуя руку миссис Фоксборо. — Герберт, отведите Нид в библиотеку, я пойду с вами и с удовольствием познакомлюсь со своей будущей свояченицей.
— О, Бесси, моя дорогая! — воскликнула миссис Фоксборо, обнимая дочь, когда они остались вдвоем. — Мне ужасно горько говорить о том, что мне пришлось бросить тебя. Но есть обстоятельства, несколько уменьшающие мою вину, если, конечно, для такой женщины, как я, может найтись оправдание. Дитя, выслушай меня. Твой дед был пресвитерианским пастором в Плимуте, и мы, то есть твоя тетка и я, получили очень серьезное воспитание. Нас было только двое, и Августа, моя старшая сестра, охотно соглашалась со взглядами родителей, а я с детства возмущалась строгостью, царившей в нашем доме. При жизни твоей бабушки атмосфера была еще терпима, но после ее смерти отец и сестра стали даже смех считать преступлением. Чтение романов, посещение театров — все невинные удовольствия, которые так радуют девушек, строго воспрещались. Стоит ли удивляться, что я восстала против скучной жизни, которую меня заставляли вести? Сестра оставалась дома, а я без всякого зазрения совести предавалась запретным удовольствиям, хотя это случалось редко: одной женщине провести другую не так-то просто. Но когда Августа вышла замуж и уехала с мужем в Лондон, мне даже не нужно было подкупать служанок, потому что они меня понимали: девушки соглашались, что мне стоило узнать свет и немного повеселиться. Я доставала столько романов, сколько хотела, и изредка бывала в театре с нашей служанкой Руфью.
— О, как вам было тяжело, маменька! — прошептала Бесси. — Никто лучше меня не может понять вас…
Миссис Фоксборо, сидевшая в низком кресле, прижала к груди голову дочери, приютившейся у ее ног.
— Тут, Бесси, и начались мои несчастья. Как-то раз я повстречала красивого молодого человека, который нашел для нас кеб — их было мало, а вечер стоял дождливый. Этот юноша оказался актером, исполнявшим роли первых любовников. Мне едва минуло семнадцать, когда мы начали встречаться. Такой романтической дурочке, какой я была тогда, этот актер казался полубогом. Я страстно в него влюбилась, и, когда труппа уезжала из Плимута, он легко уговорил меня бежать с ним. Через год я стала матерью, и он меня бросил. В довершение всего я узнала, что мой обольститель женат. Что мне было делать? Благодаря своему мнимому мужу я уже выступала на сцене. Но как же мне было поступить с тобой? Денег не хватало, да и заботиться о тебе мне было некогда. Вернуться в дом отца я не могла — он бы не принял меня, и сама я не решилась бы на такое унижение. Наконец, я вспомнила о твоей тетке. Я отвезла тебя к ней, выслушала упреки, которыми она осыпала меня, и согласилась на ее жестокие условия — отдать ей тебя насовсем; она считала своей обязанностью снять с тебя позорное клеймо. Мне не позволялось часто видеться с тобой. Став взрослой, ты должна была, согласно нашему уговору, порвать со мной все отношения. Необходимость заставила меня согласиться на это. Я простила Августе эту жестокость за то, что она сделала для тебя, но я никогда об этом не забуду. Она исполняла свои обязанности добросовестно, сообразуясь со своими понятиями, а я — нет.
Тут миссис Фоксборо замолчала, а Бесси обвила руками ее шею.
— Я не скажу, что моя жизнь была тяжела, но разлука с тобой меня убивала. Я получила выгодное место и так и осталась актрисой. Потом встретила бедного Джеймса, мы обвенчались, но прежде я рассказала ему о тебе. На сцене ему не сопутствовал успех, а гордость не позволяла жить за мой счет, и мы решили расстаться на время. Джеймс меня очень любил, и, если бы я позволила, он бы осыпал меня подарками и деньгами, когда сам начал их зарабатывать, но он всегда оставался скрытным насчет своих дел. Они шли хорошо — это все, что я знала. Джеймс купил и перестроил для меня «Сирингу», а сам разъезжал по провинции с труппой актеров, как он говорил. Я делала вид, что верю этому, но сомневаюсь, что это была правда. Он был мне добрым и нежным супругом, и я готова жизнью поклясться, что он не имеет никакого отношения к этому убийству, хотя предчувствие и подсказывает, что я его больше не увижу… А теперь расскажи о себе, дитя мое, ты любишь своего жениха?
— Всей душой, маменька. Вы и представить себе не можете, как он добр и внимателен ко мне! Он очень меня любит, иначе не женился бы на такой бедной девушке, как я.
— О, душа моя, — воскликнула миссис Фоксборо взволнованно, — многие с радостью взяли бы тебя в жены в одном платье! Дай бог, чтобы ты была счастлива, дитя мое! А теперь мы позовем остальных, а то я еще хорошенько не рассмотрела твоего жениха.
XXXV. Кодемор разволновался
