Александр Бородыня - Цепной щенок. Вирус «G». Самолет над квадратным озером
— Не надо… — склонившись, прошептал он и кончиками пальцев пригладил вислое горячее ухо. — Ты, конечно, напугал меня, молодец!
Собака обиженно фыркнула. Ударила хвостом и скрылась между двухстворчатых дверей. Было слышно, как она тяжело завалилась там, внутри, в зале, перевернулась — ленивая лапа царапнула по половице, — заскулила без злобы, потом затихла.
Воздух вокруг был густой, холодный. Понятно, море-то рядом совсем, полкилометра, не больше, но его не слышно. Ветра нет.
2
Их автобус опоздал на полчаса и в результате искупался в тропическом ливне. Ливень был теплый, с красивыми длинными молниями, и он был как нельзя более кстати.
Указывая сломанным красным зонтиком на монастырский холм, Ли сказала:
— По-моему, нам туда не забраться! — глаза ее блеснули, задиристые, зеленые, и опять стали слегка печальны. — Высоко. Умрем по дороге!
Мокрая кофта прилипла к ее телу, и хорошо были видны в рассеянном мятущемся свете и витой браслет на узком запястье, и белая грудь, украшенная сбившейся цепочкой. Золотой крестик приклеился над сердцем и дрожал. С волос Ли текло, она слизывала капельки со своих ярко накрашенных губ. Ник остро захотел ее запомнить такой, но ему было неприятно, что такой открытой ее запомнит кто-то еще.
— Пойдем, — сказал он, — выпьем кофе и подумаем.
— Кофе? — ладонью она пыталась протереть глаза.
I де же тут кофе?
Она старалась не улыбаться. Он знал, чего это ей стоит. Чего ей стоит их путешествие вдвоем?! На лбу же не написано, что никакие они не любовники, что она мать, а он сын, поэтому она старше на двадцать лет, поэтому их свободно селят в гостинице в одном номере. В общем, она не обращала внимания, но иногда во взгляде какой-нибудь тетки все прочитывалось настолько ясно, что не споткнуться просто невозможно.
«Ишь, курва крашеная!.. А мальчик-то рыженький, совсем мальчик…»
Такую тетку ему хотелось раздавить, разорвать на куски.
Интуитивно оберегая себя, Ли старалась на людях выглядеть построже, еще постарше, не прятать морщинок под косметикой, не прятать редких волос, не скрывать этой неожиданной мути, проскальзывающей во взгляде. И он был благодарен матери за любую непосредственность, за любую мелкую выходку, за любой наивный выкрик.
От автобусной остановки до ступенек ресторана всего метров двадцать, их прошли быстро, почти бегом, но несмотря на свой рюкзак, несмотря на ливень, он все-таки успел несколько раз щелкнуть фотоаппаратом.
— Ма! Обернись!
— Да ладно тебе… Не надо!
На ее щеках тонким слоем блестела вода, губы приоткрыты, она смешно жмурилась, терла мокрые глаза рукой. Ударом босоножки она подвинула стул и опустилась на него, театрально вздохнула, положила голову на ладонь, наклоняясь немножечко вперед, локоток уперся в крышку стола. Она смотрела чуть-чуть печально.
— Щелкни! — сказала она. — И пожалуйста, Ник, принеси мне кофе! — она подвигала плечами, мокрая кофта натянулась, крестик под кофтой переехал с груди на ключицу. — Я застыла совсем! Надо согреться!
Под бетонным козырьком оказалось уютно, молнии перестали сверкать, гром ушел, но с серого неба все так же лило. За вертикальным потоком дождя дышало, выдувалось огромное море. Серое пространство лежало совсем рядом, метрах в сорока под низким бетонным парапетом, и его горький запах смешивался с запахом раскаленного кофе.
Ресторан был закрыт. На веранде пили свое зеленое вино, курили, размахивая руками, и кушали свои хачапури еще несколько человек. В основном кепки — мятые коричневые костюмы, седая щетина на подбородках, резковатые громкие голоса. Они говорили не по-русски. Он знал язык, но он не понимал ни слова, эти голоса звучали за шумом дождя и моря, уродливые и ненасытные, как крики чаек.
Что ты? — спросила она и, протянув над столом руку, кончиками пальцев дотронулась до его лба. — Что ты, Ник?
— Вспомнил!..
Нужно было сыграть эту сцену абсолютно точно, без фальши, иначе Ли не поверила бы ему и пришлось бы все-таки идти на турбазу, селиться в счастливой келье, таким образом разрушая продуманный план действий. Он постарался вызвать в себе подлинное раздражение, вспомнить обиду, раздразнить ярость.
— В гостинице, в Гудауте… Женщина-администратор, — сказал он негромко. — Коротко стриженная такая, с черными глазками… Ты помнишь ее лицо?
— Не пойму, ты о чем?
— Ма, как ты считаешь, что она подумала о нас?
Тема была скользкая, и пройти нужно было по самому краю, не упасть, но достигнуть цели. Кончики пальцев Ли, ледяные, дрожащие, их прикосновение было приятно. Одна из кепок повернулась, и темный знакомый взгляд мелькнул под козырьком. Взгляда оказалось достаточно, чтобы Ли все-таки смутилась.
— Ты не хочешь идти на турбазу?
Он кивнул. Пальцы скользнули по его щеке и через секунду сжали кофейную чашечку.
— Я не хочу больше ни перед кем отчитываться, — с легкой истерической ноткой в голосе сказал он. — Не хочу больше никому показывать паспорт.
Провокация удалась, Ли поверила, и они не пошли на турбазу, не полезли на холм. Они искали комнату в городе.
Дождь кончился, и небо засверкало над головой. Улицы наполнились быстрой речью, запахами фруктов, сонным, медлительным лязгом. Моментально образовались повсюду маленькие разноцветные базарчики. Неприятная старуха, торгующая чачей, предложила недорого на три дня приютить их. Чачу она прятала под черной засаленной юбкой, и темное стекло бутылки, казалось, впитало все нечистоты старухи, но он все равно купил, иначе было не отвязаться.
Его интересовал конкретный адрес, и, симулируя поиски жилья, он осторожно заманивал свою мать, уводил ее в нужном направлении. Потом, как бы случайно, он запрокинул голову, показал по-детски напряженным пальцем и спросил:
— Ма, тебе нравится этот особнячок?.
— Этот странный?
— По-моему он какой-то нелепый и очень симпатичный, разве нет?
— Ты с ума сошел, ты хочешь туда забраться? Наверх?
— В общем, да!
Она не заметила подвоха. Она покорно развела руками.
— Ладно… Если он такой симпатичный… Пошли наверх!
Сложенное из разноразмерных серых камней, двухэтажное длинное здание снизу выглядело довольно-таки неприступно. Вписанное в рельеф горы, оно высилось над грудой неопрятных лачуг. Дом походил на кривой огромный сарай или на дворец, потерявший всю свою позолоту и башни, дворец, тысячу раз разгромленный, залатанный, но все еще сохранивший зазубренную кривую кровлю.
Вверх вела узкая дорожка, облезающей змеей извиваясь между деревянных заборов, между сырых глиняных стен и острых осыпей гранита. Она была крутовата для уставших ног.
