Джон Карр - Проклятие бронзовой лампы
– До свидания, леди Хелен! Счастливого пути!
– Спасибо за помощь, леди Хелен!
– Следите за привидениями!
– Не позволяйте мумии добраться до вас!
– Говорю вам, это чепуха! – крикнула Хелен, вцепившись в опущенное окно, будто ее силой отрывали от группы на платформе. – Я вам докажу!
– Она никогда не доберется до этой комнаты живой, – произнес Алим-бей.
Девушка едва расслышала его голос. Поезд уносил ее прочь от вежливого незнакомца в красной феске. Она еще немного постояла у окна, потом повернулась и села на угловое сиденье напротив Г. М. Кроме них, в купе никого не было. Выбравшись из-под вокзального навеса, поезд попал под раскаленные лучи солнца; лязг колес сменился мерным постукиванием. Положив рядом с собой альбом с вырезками, Г. М. наблюдал, как Хелен сердито встряхнулась, сняла шляпу, откинула со лба светлые волосы и наконец воскликнула:
– Кто, черт возьми, был этот человек?
Г. М. фыркнул:
– Понятия не имею, дорогая. Очевидно, сбежал из сумасшедшего дома.
– Обращусь в пыль, словно не существовала вовсе! – Хелен стиснула кулаки. – Это так… так нелепо!
– Разумеется. Надеюсь, – проницательный взгляд Г. М. устремился на нее, – вы не восприняли этого слишком всерьез?
– Конечно нет! – воскликнула Хелен и неожиданно заплакала.
– Ну-ну! – рявкнул великий человек, пытаясь скрыть смущение и ища глазами поверх очков помощи, которая так и не появилась.
Бормоча страшные проклятия в адрес женской натуры, Г. М. неуклюже поднялся и сел рядом с девушкой, продолжавшей плакать у него на плече. Великий человек героически выдержал тяжкое испытание, ощущая руки Хелен, обнимающие его за шею, покуда эмоциональная буря не истощилась сама собой. Правда, при этом он не переставал протестовать.
– У меня нет галстука, – трагическим тоном произнес Г. М. – И мое давление в ужасном состоянии! Послушайте, девушка, в моем нагрудном кармане ножницы, и вы можете выколоть себе глаз!
Хелен взяла себя в руки.
– Пожалуйста, простите, – извинилась она, пересаживаясь на противоположное сиденье и пытаясь изобразить улыбку на залитом слезами лице. – Это все нервы. Не обращайте на меня внимания.
Открыв сумочку, девушка вынула носовой платок и зеркальце, скривившись от отвращения.
– Загар сойдет через три-четыре дня – так у меня всегда, – сказала она с отчаянной претензией на легкомыслие. – Но от мозолей так легко не избавиться. – Хелен показала ладонь. – Как у землекопа!
Г. М. сердито посмотрел на нее:
– Вы говорили, что вам нужен совет. Это так?
– Да.
– Я старик, – заявил Г. М., – так что можете быть откровенны.
Хелен колебалась.
– Столько всего накопилось… Надеюсь, мне незачем объяснять, чем занималась наша экспедиция последние два года?
– Разумеется, незачем – раскопками гробницы старика Херихора. И у вас были неприятности?
– Неприятности с департаментом общественной деятельности! Неприятности с газетами! Неприятности с туристами! Вам известно, что за этот сезон гробницу и лабораторию посетили двенадцать тысяч туристов?
– И что они там делали? Воровали ваши находки?
– Некоторые из них пытались, – признала Хелен, наморщив лоб. – Но и без этого ответственность за ценности после изнурительных раскопок и очистки…
– Слушайте! – сердито прервал Г. М. – Я читал о сокровищах Херихора, пока меня не начало от них тошнить. Неужели все это настолько ценно, как расписывали газеты?
– Никаких драгоценных камней там не было, – улыбнулась Хелен. – Они использовали только цветное стекло, ляпис-лазурь, кальцит и обсидиан. Но большинство предметов и украшений золотые, и их антикварная стоимость… – Она глубоко вздохнула; взгляд ее карих глаз словно устремился в прошлое. – Американец по имени Бомон предложил нам шестьдесят тысяч долларов за золотую маску, которая была на мумии, и столь же фантастические суммы за вещи вроде золотого кинжала и золотой шкатулки для благовоний. А ведь он даже не был коллекционером или археологом. Ему всего лишь хотелось выставить эти предметы у себя дома, как принадлежавшие фараону более тысячи лет до Рождества Христова. Мы просто не могли убедить его, что не имеем права их продавать. – Хелен сделала паузу. – Не понимаю почему, но это огорчало моего отца. Я все время ощущала, что должна выбраться из Египта, иначе сойду с ума! А потом…
– Угу, – подбодрил Г. М. – А потом?
– Ну, – призналась Хелен, – есть один человек…
– Так, – кивнул Г. М. – И вы влюблены в него?
Хелен выпрямилась на сиденье.
– В том-то и дело, что не влюблена! По крайней мере, я так не думаю. – Она покачала головой, сердясь на саму себя, и посмотрела в окно. – Его зовут Сэнди Робертсон. Он мне очень нравится. Я уехала отчасти из-за того, что не хотела его обидеть, ответив ему «нет». – Девушка с вызовом взглянула на Г. М. – Звучит глупо, не так ли? Уезжать из-за того, что не хочешь кого-то обидеть! Но вы когда-нибудь задумывались, какую часть жизни мы проводим в различных уловках, затрудняя себе существование только для того, чтобы не оскорбить чьи-то чувства – даже людей, не имеющих на нас никаких прав? Вчера вечером Сэнди сказал, что все чертовски неправильно. Так оно и есть, сэр Генри! Дома у меня есть близкая подруга – Одри Вейн; возможно, она встретит меня в аэропорту, – которая без ума от Сэнди Робертсона. А он только смеется над ней. С другой стороны, один человек по имени Кит Фэррелл… – Хелен оборвала фразу и тряхнула головой. – Как бы то ни было, это личное дело. Оно не имеет значения.
– Еще как имеет, – возразил Г. М., – если вы ждете моего совета.
Девушка удивленно посмотрела на него.
– Совета? – воскликнула она. – Но мне не нужен ваш совет по этому поводу!
– Тогда по какому?
– Смотрите, – сказала Хелен.
Поезд мчался по живописным предместьям, мимо садов и вилл, наводящих на мысли о тени и прохладной воде. С левой стороны, за покрытыми пылью окнами, виднелись вдалеке очертания пирамид под свирепыми лучами солнца, а еще дальше – голубые Ливийские горы.
Хелен встала, сняла с забитой багажом полки маленький чемодан и положила его на сиденье рядом с собой. Достав из сумочки ключ, она отперла чемодан, щелкнула застежками и вытащила картонную коробку, аккуратно помещенную среди нижнего белья, а из ватной подкладки внутри извлекла бронзовую лампу.
Она была небольшая – не более четырех дюймов в высоту – и напоминала по форме круглую чашу, отделанную алебастром. Хотя бронза потускнела, ее внешний вид был лишен омертвелой сухости, обычно ассоциирующейся с музейными редкостями. Лорд Северн добросовестно почистил лампу, и солнечные блики весело играли на резьбе, покрывающей каждый ее дюйм.
