Эрл Гарднер - Прокурор срывает печать
Селби пришлось уступить. Он расплатился по счету, взял Сильвию под руку, и они все вместе направились к ожидающему их на тротуаре Норуолку.
— Ничего особенного не случилось, — нервно сказал владелец гостиницы. — Я, правда, не хотел трогать тело или касаться чего-нибудь в комнате, пока все, кому надо, не получат возможности… не убедятся, что все законно.
— Это правильно, — ободрил его Брэндон.
— По всей вероятности, этот человек чувствовал себя не очень хорошо. Заказал завтрак в номер, и сердце не выдержало в то время, когда он ел.
— Как он зарегистрировался?
— Фред Рофф из Лос-Анджелеса.
— Номер комнаты?
— Шестьсот девятнадцать.
— Хорошо, мы поднимемся все вместе.
— Вообще-то там не очень приятно. Я думаю, мисс Мартин, возможно…
— Если вас волнует газетная шумиха, то зря. Мы все изложим как обычно, скажем, что тело было обнаружено «в одном из городских отелей». Правда, все и так будут знать, но тем не менее…
— Я знаю, знаю, — поспешно прервал ее Норуолк. — Будет значительно лучше, если вы не станете упоминать названия гостиницы. Газеты Лос-Анджелеса могут перепечатать вашу статью, и если они назовут гостиницу…
— Не беспокойтесь, — заверила его Сильвия.
Они вошли в гостиницу и направились прямо к лифту.
— На шестой? — спросил лифтер. Норуолк кивнул и распорядился:
— Не подбирайте никого на пути, не останавливайтесь.
— Полиция уже наверху? — поинтересовался Брэндон.
— Не знаю, шериф. Дежурный должен был позвонить Ларкину и попросить его немедленно приехать. Я звонил вам, но мне сказали, что вы на ленче, ну я и подумал, что смогу найти вас в ближайшем кафе.
Брэндон кивнул в ответ.
Лифт остановился на шестом этаже. Лифтер сказал негромко:
— Полиция еще не прибыла, мистер Норуолк.
— Мы пойдем прямо туда, — заявил хозяин, доставая из кармана универсальный дверной ключ. — Когда шеф полиции появится, направьте его к нам.
Норуолк первым подошел к двери шестьсот девятнадцатого номера, открыл ее и отошел в сторону.
— Пожалуйста. Здесь ни к чему не прикасались. Брэндон остановился, перешагнув через порог, Селби и Сильвия встали рядом.
— Значит, все осталось так, как и было? — спросил Брэндон.
— Все в том же виде, как это увидела горничная.
— Постель не тронута?
— Нет. Он зарегистрировался сегодня утром, примерно в восемь тридцать.
Шериф вопросительно поднял глаза на Селби. Накрытый на столе завтрак придавал всей сцене драматический оттенок. Лучи солнца, льющиеся из южного окна, отражались от посеребренных крышек, которыми были накрыты блюда, от кофейника, молочного кувшинчика, подчеркивая крахмальную свежесть белоснежной скатерти.
Было похоже на то, что распростертый на полу человек свалился со стула, стоящего рядом со столиком для завтрака. В его левой руке была зажата покрытая пятнами салфетка. Кофе, разлившийся из опрокинутой чашки, образовал большое пятно на скатерти. Металлические крышки с блюд, очевидно, не снимались.
Небольшая группка неуклюже и неловко потопталась некоторое время у дверей, разглядывая покойника в молчаливой безысходности, так часто возникающей у живых перед лицом смерти. Затем сначала с трудом, а потом все увереннее они начали стандартный осмотр помещения в качестве первого шага предстоящего расследования.
— Давайте осмотрим все, но, пожалуйста, не прикасайтесь ни к чему, — сказал шериф. — Действительно, похоже на то, что сердце подвело его как раз в тот момент, когда бедняга приготовился позавтракать.
Покойный был высоким, хорошо сложенным человеком лет шестидесяти двух — шестидесяти трех, некогда темноволосым, а теперь совсем седым, с жесткой щеткой коротко подстриженных усов. Бифокальные очки при падении сдвинулись каким-то странным образом и вносили диссонирующую юмористическую ноту в мрачную картину — создавалось впечатление, будто это изделие человеческих рук с насмешкой самостоятельно смотрит в мертвые глаза своего недавнего хозяина.
Одежда явно нуждалась в утюжке, но была высокого качества. Правда, чувствовалось отсутствие индивидуальности, что всегда характерно для костюмов, приобретенных в магазинах готового платья. Шея покойника у затылка была испещрена сетью глубоких морщин. Руки, красивые и сильные при жизни, не несли на себе следов физического труда.
Селби подошел к столику и внимательно изучил находящиеся на нем предметы.
— Здесь всего один кусок сахара на блюдечке, — сказал он, обращаясь к хозяину отеля.
Норуолк кивнул согласно:
— Мы не даем сахарницу на завтрак в номер. Замечено, что, сколько бы сахара мы туда ни положили, она их возвращается пустой. Теперь мы кладем несколько кусочков на блюдце, три на каждый заказ кофе.
— Очевидно, человек успел налить себе чашку и выпить ее. После этого он почувствовал себя плохо, даже не успел снять крышки с других блюд.
— Я тоже так думаю, — сказал Норуолк и добавил: — Разрыв сердца может случиться когда угодно — при игре в гольф, во сне или во время еды.
— Он записал в бланке регистрации свой домашний адрес?
— Нет. Мы не требуем этого. Там есть графа об адресе, но ее часто оставляют пустой, а дежурный не настаивает. Наверное, это наша вина.
— Он заказал номер заранее?
— Нет. Просто приехал сегодня утром и спросил, есть ли свободные комнаты.
— Багаж? — задал вопрос Селби.
Норуолк кивнул головой в сторону дорожной сумки и потертого портфеля, стоящих на багажной стойке:
— Он путешествовал налегке. Портфель, сумка и пальто. Я специально проверял у коридорного.
Рекс Брэндон обошел номер и сказал:
— Ну что ж, это, пожалуй, все, что мы можем сделать, однако надо попросить доктора осмотреть его. Он…
Раздался громкий и властный стук в дверь.
— Отто Ларкин, — лаконично обронил шериф. Фрэнк Норуолк открыл замок.
Отто Ларкин толчком распахнул дверь и, едва взглянув на труп, посмотрел на шерифа.
— Привет, Рекс, как идет дело?
Норуолк прикрыл дверь и повернул защелку замка.
Ларкин уставился на Селби, пытаясь соединить для себя знакомое лицо и непривычную военную форму. Узнав, он схватил руку бывшего прокурора обеими руками.
— Дуг Селби! Вот это да! Ужасно рад тебя видеть. Нет, правда, я очень рад. — И добавил, как человек, искренность которого может вызвать сомнение: — Можешь мне поверить!
В бытность Селби окружным прокурором, особенно в первые годы, пузатый шериф полиции, внешне демонстрируя сердечность, всегда был на стороне Сэма Роупера и его команды. Под маской дружелюбия скрывалась враждебность и готовность нанести предательский удар прокурору или шерифу, а если представится возможность, то и обоим сразу. Теперь же, повернувшись на сто восемьдесят градусов — профессиональные политики называют это естественной переориентацией, — Ларкин испытывал подлинно дружеские чувства к шерифу и бывшему прокурору.
