Морис Леблан - Зубы тигра
Перуанский атташе принял самую непринужденную позу и спокойно заявил:
— Я заключил условие с легионером. Сейчас я имею дело с наследником Космо Морнингтона, который завтра получает миллион франков, а через месяц, быть может, двести миллионов. Разница большая.
— А если я откажу вам?
— Я сообщу нотариусу и префекту, что произошла ошибка. Вы не только ничего не получите, но и будете арестованы.
— Так же, как и вы!
— Я!
— Разумеется, за подлог и изготовление фальшивых документов.
Атташе умолк. Его длинный нос вытянулся еще больше между длинными бакенбардами.
— Ну, Кассерос, полноте. Ничего вам не будет. Только не пытайтесь больше обойти меня. Другие, потоньше вас, срывались. Куда уж вам! Ну, что, сдаетесь? Не будете больше строить козни против прославленного Перенна? Прекрасно, прекрасно.
С этими словами он вытащил чековую книжку.
— Вот вам чек еще на двадцать тысяч от наследника Космо Морнингтона. Улыбнитесь же, благодарите и марш, не оборачиваясь, как дочери Лота!
Атташе буквально исполнил приказание и выскользнул из кафе, не оглядываясь.
— Мразь! — шепнул дон Луис. — Что скажете на это, бригадир?
Бригадир Мазеру смотрел на него, оторопев.
— Но позвольте, месье…
— Что такое, бригадир?
— Но, однако, кто же вы собственно такой?
— Разве вы не слыхали — благородный перуанец или благородный испанец… наверное, не знаю… короче дон Луис Перенна, бывший легионер…
— Вздор! Я только что слышал…
— …Весь в орденах…
— Довольно! Идемте к префекту.
— Да дайте же закончить, черт возьми! Итак бывший легионер, бывший герой… бывший узник Сантэ… бывший русский князь… бывший начальник полиции… бывший…
— Да вы с ума сошли! — выходил из себя бригадир. — Что это за басни?
— Это история, подлинная история… Вы спросили, кто я? Вот я и перечисляю. Хотите углубиться в еще более древние времена?
Мазеру схватил своими сильными руками слабые как будто руки своего собеседника.
— Нечего заливать мне, слыхали! Уж я вас не выпущу. В префектуре объяснимся.
— Ты потише, Александр.
Слабые как будто руки легко высвободились и, в свою очередь, захватили сильные руки бригадира. Дон Луис смеялся, глядя ему прямо в лицо:
— Так ты не узнаешь меня, глупец?
Бригадир Мазеру не отвечал, только глаза вытаращил еще больше. Он старался понять: голос, манера шутить, смелость, замаскированная ребячеством, ироническая улыбка в глазах и самое имя Александр, — но его имя, которым его называл только один человек на свете. Возможно ли?
— Патрон… патрон… — пролепетал он.
— Ну, разумеется.
— Да, нет же, не… ведь… вы умерли…
— Так что же из этого? Разве это мешает жить?
Он положил руку на плечо Мазеру.
— Ты скажи, кто тебя зачислил на службу в полицейскую префектуру?
— Начальник полиции, господин Ленорман.
— А кто такой был Ленорман?
— Патрон.
— То есть Арсен Люпен, не так ли?
— Да.
— Так неужели ты не понимаешь, Александр, что Арсену Люпену гораздо труднее было быть начальником полиции, чем доном Луисом Перенна, быть легионером, героем и даже живым, будучи мертвым?
Бригадир Мазеру молча оглядел своего собеседника, потом его печальные глаза оживились, лицо вспыхнуло, и он вдруг ударил кулаком по столу и сердито заговорил:
— Пусть так! Но предупреждаю вас, на меня не рассчитывайте, нет. Я служу обществу и намерен служить. Я привык жить по-честному, не хочу другого хлеба.
Перенна пожал плечами.
— Ты глуп, Александр, на честных хлебах не поумнел. Кто же тебя совращает?
— А вся ваша затея…
— Моя затея? Да я-то тут причем? Два часа тому назад я сам не больше твоего знал. С неба свалилось это наследство, а с ним и обязанность найти виновника смерти Космо Морнингтона, найти его наследников, защитить их и раздать все двести миллионов, что им причитаются. Точка, конец. Это ли не задача для честного человека?
— Да, но…
— Но выполнить ее можно не по-честному, хочешь ты сказать? Так слушай: если ты, хоть и в лупу рассматривая, найдешь хоть что-нибудь предосудительное в моем поведении, какое-нибудь пятно на совести дона Луиса Перенна, можешь не колеблясь хватать меня за шиворот. Разрешаю, приказываю… Довольно с тебя?
— Не в том дело, довольно ли с меня, патрон. Есть и другие.
— То есть?
— Что, если вас поймают?
— Каким образом?
— Вас могут выдать.
— Кто?
— Старые товарищи.
— Я всех выпроводил из Франции.
— Куда?
— Это моя тайна. Тебя оставил в префектуре на случай, если мне понадобятся твои услуги. И, как видишь, не ошибся.
— Но, если будет обнаружено, кто вы в действительности, вас арестуют.
— Не может быть.
— Почему?
— Да ты же сам только что сказал. Я умер. Вот основание, важное, неустранимое.
Мазеру задыхался. Аргумент сразил его. Он почувствовал, насколько этот аргумент мощный и забавный. И вдруг разразился безудержным хохотом, от которого комично передергивалось его меланхоличное лицо.
— О, вы верны себе, патрон! До чего смешно! С вами ли я? Ну, разумеется, с вами! Вы умерли, похоронены, устранены! Вот так штука!
Ипполит Фовиль, инженер, занимал на бульваре Сюше довольно обширный отель, к которому слева примыкал сад. В этом саду он выстроил себе большой павильон, служивший ему рабочим кабинетом. Дон Луис Перенна и Мазеру зашли в полицейский комиссариат Пасси, и Мазеру, ссылаясь на свои полномочия, потребовал, чтобы дом инженера Фовиля этой ночью охранялся двумя полицейскими, которым было велено задерживать всякого, пытающегося проникнуть туда. В девять часов дон Луис и Мазеру стояли у главного входа в отель.
— Александр, — сказал Перенна, — ты не боишься? Ведь, защищая инженера Фовиля и его сына, мы идем против людей, сильно заинтересованных в их гибели, и людей, которые, видимо, промаха не дают.
— Не знаю, — ответил Мазеру, — не струхну ли я когда-нибудь вообще, но знаю наверняка, что при одном условии мне ничего не страшно.
— Это при каком?
— Когда я с вами.
Он решительно позвонил.
Ипполит Фовиль принял их у себя в кабинете. Стол был весь завален брошюрами, книгами, бумагами. На двух высоких рамах размещены были рисунки и чертежи, в двух витринах — модели из слоновой кости и стали — изобретения инженера.
У одной из стен стоял широкий диван. Напротив винтовая лестница вела на балкончик, огибающий всю комнату. На потолке электрическая люстра, на столе — телефон. Мазеру немедленно пояснил, что префект тревожится и просит господина Фовиля принять все меры предосторожности, которые они найдут нужным предложить ему.
Фовиль был, видимо, недоволен.
— Я сам принял меры, господа, и боюсь, что ваше вмешательство может лишь повредить делу, возбудив подозрение у моих врагов. Завтра, завтра я все объясню вам.
