Сирил Хейр - Чисто английское убийство
— Превосходно. Это, кажется, разрешает все ваши задачи, Бриггс.
— Это еще не все, милорд. По-видимому, он считает, что вправе разгуливать по всему дому.
— Я, кажется, не вполне понимаю вашу мысль.
— Полагается, чтобы слуги, милорд, — сказал Бриггс сурово, — ограничивались, как правило, людской, разве что им придется выходить по долгу службы. В нынешнее время, когда от нас требуется выполнять многое, что, по правде говоря, в наши обязанности не входит, мудрено соблюдать это правило как надо бы. Однако по мере возможности, милорд, мне хотелось бы сохранить старые порядки в доме.
— И мне, Бриггс, видит Бог. И мне.
— Так вот, милорд, какой уж тут порядок, если этот тип, пока он будет, говоря повежливее, в составе обслуживающего персонала, позволит себе ходить куда ему вздумается и, с позволения сказать, совать нос во все углы.
— По долгу службы, Бриггс, не забывайте, по долгу службы.
— Службы, милорд?
— Служба этого джентльмена, как вы знаете, состоит в личной охране министра финансов.
— Охране? — повторил Бриггс оскорбленным тоном. — В этом доме, милорд?
— В этом доме такая служба, разумеется, будет синекурой. Но уж, видно, как бы это ни влияло на домашний уклад, вам надо будет позволить ему выполнять свое дело по-своему.
— Ну разве что так, милорд. — В тоне дворецкого слышалось неодобрение. — Но я никак в толк не возьму, от чего он охраняет сэра Джулиуса.
— По-моему, от всего, что может случиться, — весело сказал лорд Уорбек. — От страхов полунощных и от стрел полуденных.
Бриггс позволил себе улыбнуться.
— И от чумы, во мраке грядущей, милорд? — спросил он осторожно.
— Нет, Бриггс. От этого даже министр финансов не найдет охранников.
Роберт Уорбек приехал домой около четырех часов дня в сочельник. Он был заметно не в духе. Беседа в Фулхэмском отделении Лиги свободы и справедливости протекала не так хорошо, как он ожидал, а после этого неполадки в машине задержали его недалеко от Лондона. Потом, как только он свернул с главного шоссе, опять пошел снег, так что немногие последние мили он проехал медленно и с трудом. К тому времени, когда он остановил машину у подъезда, он почти закоченел. Бриггс тут же вышел навстречу взять его чемодан.
— Добрый вечер, мистер Роберт, — сказал он. — Надеюсь, вы здоровы? — Он говорил достаточно почтительно, но в тоне его внимательный наблюдатель заметил бы отсутствие теплоты.
— Благодарю, Бриггс, вполне. Как отец?
— Его светлости лучше, сэр. Сегодня он встал с постели и сейчас в библиотеке.
— Хорошо. Я пройду прямо к нему.
— Мистер Роберт, не удобнее ли вам будет, прежде чем вы повидаетесь с его светлостью…
Но Роберт либо не слышал слов дворецкого, либо предпочел игнорировать их.
— Я поведу машину в гараж, — отрезал он. — Отнесите, пожалуйста, чемодан в мою комнату.
Он завел мотор, и машина скрылась за углом дома. Бриггс остался у подъезда, держа чемодан в руке. Снег падал на его лысую голову; бесстрастное выражение лица, которое выработалось у него за долгие годы службы в доме, на миг исчезло, и лицо его приобрело совершенно естественное выражение. Нельзя было сказать, чтобы это было лицо человека счастливого или думающего о чем-то приятном.
Роберт поставил машину в каретник, служивший гаражом. Он немного повозился, закутывая радиатор меховой полостью, потому что в большом помещении, в глубине которого от золотого века лошадей и благоденствия еще оставалось несколько ободранных карет, царил жуткий холод. Затем он быстро прошел мимо ряда пустующих денников, пересек конюшенный двор и вошел в дом с бокового входа. Бесшумно и проворно, словно не желая быть замеченным, он направился оттуда в прихожую и, задержавшись там, только чтобы снять пальто, прошел в библиотеку.
Лорд Уорбек лежал на софе, придвинутой вплотную к камину. Он дремал, но очнулся при звуке открываемой двери. На бледных щеках его появился румянец. Увидев, кто вошел, лорд Уорбек поднялся и сел.
— Роберт, дорогой мой мальчик, рад тебя видеть! — воскликнул он.
— И я рад, отец! Прости, что так поздно, но очень трудно было сюда добраться.
Роберт прошел через комнату к софе, и тут наступила короткая, но заметная пауза, которую наблюдатель-иностранец, вроде д-ра Ботвинка, присутствуй он при этом, отметил бы с интересом. Во всякой другой европейской стране встреча при таких обстоятельствах ознаменовалась бы объятием. Но здесь об этом явно не могло быть и речи. Роберт, само собой разумеется, отказался от обычая целоваться с отцом с той поры, как впервые надел брюки. Встречаясь, отец и сын здоровались за руку, как полагается англичанам. Но есть что-то нелепое в том, чтобы здороваться за руку с больным человеком, лежащим в постели. В конце концов Роберт пошел на компромисс, легонько положив руку отцу на плечо.
— Садись вон там, — сказал лорд Уорбек грубовато, как будто несколько стыдясь такого проявления чувства со стороны сына. Он указал на кресло с другой стороны камина. — Выглядишь ты хорошо.
— Спасибо, чувствую себя как нельзя лучше, — сказал Роберт. — А ты выглядишь… — Он запнулся и продолжал слегка встревоженно: — Как ты себя чувствуешь, отец?
— Как обычно, — ответил спокойно лорд Уорбек. — Чувствую себя как человек, который спокойно ждет, что аневризма у него лопнет или что там с ними, с аневризмами, бывает. Вот уже три месяца, как молодой Кертис сказал мне, что я не дотяну до Рождества, но теперь, когда до Рождества осталось всего несколько часов, я думаю, что дотяну. По правде говоря, я верю, что ты поможешь мне протянуть до конца святок. Было бы крайне невежливо со стороны хозяина отправиться на тот свет в такой момент.
При слове «хозяин» на лице Роберта, которое до сих пор выражало только сочувствие и участие, появилось выражение угрюмого неодобрения.
— Ты пригласил сюда Джулиуса, — сказал он тихим, ровным голосом.
— Да. Я написал тебе об этом в последнем письме?
— Нет. Один из моих парней сказал мне. Он прочел в газете.
— Что ж, на этот раз газета не ошиблась. Джулиус уже здесь и, по словам Бриггса, проводит время, обдумывая надбавку к подоходному налогу.
— Не нахожу в этом ничего забавного. — Сказав это, Роберт сердито уставился на огонь и при этом вдруг стал так неожиданно похож на надувшегося мальчишку, что отец, в котором спорили любовь и досада, с трудом удержался от смеха. Но, быстро овладев собой, он ответил:
— Допустим, что шутка не из хороших, но зато она в духе Джулиуса. Вини за нее его, а не меня. Во всяком случае, мне незачем говорить, что подоходным налогом не шутят.
