Глэдис Митчелл - Убийства в Солтмарше. Убийство в опере
Потом Уильям последовал за остальными через покойницкие ворота и успел услышать обрывок разговора:
— Именно по предложению мистера Берта я позволил заключить себя в часовне. Однако я был уверен…
Тут, как показалось Уильяму, мистер Гэтти оборвал фразу, потому что услышал его шаги. И миссис Брэдли не попросила продолжать. Уильям хотел уже пожелать спокойной ночи и пойти домой, но она шагнула к нему и, к его удивлению, вложила ему в руку десятишиллинговую банкноту и поблагодарила.
Далее, должен признать, я не способен проследить ход его мыслей. Нечего и говорить, мальчик четырнадцати лет рассуждает не так, как другие разумные существа, и этим все сказано.
По мнению Уильяма, самое малое, что он мог сделать, дабы отработать полученный гонорар, это отправиться в Бунгало, где проживает мистер Берт, и выразить ему порицание за тяжелый проступок — заточение бедного мистера Гэтти в часовне. И потому, несмотря на сумерки и противный моросящий дождик, а также на то, что до Бунгало было мили полторы и дорога туда проходит через каменоломни — место уединенное и опасное, и, если верить деревенским, кишащее привидениями, — он бодрым скаутским шагом, в лучших традициях американской приключенческой прозы, двинулся к резиденции Берта. Я, как уже сказал, логики тут не усматриваю, но Уильям считал, что поступает совершенно правильно.
О приходе Уильяма хозяину доложил Фостер Вашингтон Йорк, здоровенный негр — единственный слуга в доме.
Берт устроился в удобном кресле, а на коленях у него сидела Кора, и ни тот, ни другой не шевельнулись, когда слуга объявил о приходе Уильяма. Они только улыбнулись гостю, и Берт спросил:
— Привет! Зачем пожаловал?
А Кора, которой Уильям немедленно начал восхищаться, сказала:
— Садись, будь как дома. Пирожное хочешь? Эй, чумазенький, принеси-ка пирожное!
Появился Фостер Вашингтон Йорк с пирожным, и Уильям присел на ближайший стул. Никогда еще, признавался он позже, не приходилось ему попадать в столь затруднительное положение. Он пришел, чтобы обвинить Берта в покушении на жизнь Гэтти, а теперь, оказавшись лицом к лицу с этим здоровенным белобрысым весельчаком, явно прекрасным спортсменом, который к тому же словно какой-нибудь восточный владыка держал на коленях самое прекрасное в мире существо, мальчик понимал: ужасно глупо обвинять его в покушении на такого ничтожного червяка, как Гэтти.
Наконец Уильям сказал:
— Вы, наверное, удивляетесь — зачем я пришел?
— Да нет, чего там, — заверил Берт. — Ты ведь сын викария?
— Племянник, — поправил Уильям, и воцарилось молчание. Потом Кора вскочила и, открыв дверь, велела Фостеру Вашингтону Йорку нести ужин.
— Ой, мне пора, я пойду. — Торопливо расправившись с пирожным, Уильям поднялся.
Прекрасная богиня рассмеялась, толкнула его обратно на стул и чмокнула в щеку.
— Ничего подобного! — заявила она. — Такой славный мальчуган уж точно не откажется заморить червячка.
Если верить Уильяму, то был самый страшный момент в его жизни, но он смог выдавить:
— Я… мы выпустили из часовни мистера Гэтти, и вы не думайте… мы знаем, что это ваша работа!
— Ну-ка, ну-ка. — Берт подался вперед.
— Он заключил с вами пари, — в отчаянии пояснил Уильям, — что не побоится остаться запертым в часовне. Просто ужасно — бросить вот так человека одного. Ведь могло и убийство выйти, разве нет?
Берт засмеялся и сказал, что в таком свете он случившееся не рассматривал.
Тут вошел Фостер Вашингтон Йорк и стал накрывать на стол. Появилась дичь, всевозможные салаты, большой кувшин с компотом и еще один со сливками, печенье, пирожные, сыры, копченый язык и мясной паштет. Вечер становился все лучше.
В конце ужина Берт вдруг чертыхнулся: вспомнил, что ему нужно забрать со станции большую посылку с книгами. Кора посоветовала взять с собой слугу, а Уильяма попросила посидеть пока с ней. Ходить, мол, они будут недолго — до станции меньше мили, — а он поможет ей скоротать время, рассказывая об освобождении мистера Гэтти.
Уильям почти ничего не мог добавить к тому, что они уже знали, но когда с ужином было покончено и посуда убрана — Фостер вернется и вымоет, — Кора и Уильям придвинули к камину кресла, и он с готовностью повел речь о вызволении мистера Джексона Гэтти из плена.
— А знаете, у миссис Гэтти есть забавная привычка сравнивать каждого с каким-нибудь животным. Например, старого Гэтти она считает волком. Смешно, он же такой дохляк. Когда его выпустили, он первым делом выразил надежду, что никому не причинил беспокойства. Он волновался о миссис Гэтти, а не о себе. Если миссис Гэтти и вправду свихнулась, почему она не в лечебнице? Да, кстати, о лечебнице — вы читали в газете про драку двух психов? Один другого укокошил, и даже санитары перепугались. Еще бы, кругом кровь, мозги, и все такое.
Словом, мальчик, как умел, поддерживал светский разговор.
Кора, содрогнувшись, сказала:
— Давай-ка задернем шторы и включим свет. Еще не совсем темно, но от этих сумерек у меня мороз по коже. Мне нравится и тишина, и покой, только дом у нас уж больно уединенный. Кругом одни торфяники да каменоломни, да одна дорожка к деревне. Иногда мне прямо страшно. Хорошо еще зимой здесь не живем. Я бы на нервной почве с ума съехала!
— Но ведь с вами мистер Берт.
— С призраками и Дэвид ничего не поделает, правда, дружочек? Я так думаю. Ты знаешь, что одно из тех жутких убийств совершили у нас за домом, в саду? Ну, тот псих, который удрал из Моут-Хауса. Это, конечно, случилось очень давно, и нашего дома тогда еще не было, но кто-то пометил то место — положил там серый валун, и часто, пока Дэвид работает, я там сижу, шью себе сорочку или одежду чиню, и думаю — не бродит ли по ночам тот бедняга? Честное слово! Ни за какие коврижки не поменялась бы местами с миссис Гэтти и не согласилась бы жить в Моут-Хаусе. Хоть озолоти! Неудивительно, что у нее в голове помутилось. Гос-спо…
Он поперхнулась от ужаса.
— Слышишь, дружочек? — прошептала она. — Что там такое?
Кто-то медленно передвигался по крыше прямо у них над головами. Раздавались скрипы, словно по черепице волокли тяжелый предмет. Кора вцепилась Уильяму в коленку.
Уильям — не робкого десятка. Он убрал с коленки ее руку, встал, взял кочергу и направился к двери.
— Ой, не надо, дружочек! — Кора вскочила, схватила его за плечо. — Не бросай меня! Не открывай дверь, — в ужасе стонала она; возня наверху возобновилась. Кто-то явно полз по крыше и иногда оскальзывался.
— Нужно пойти, — сказал Уильям, который, наверное, побледнел. — Это просто кто-то дурачится. Какой-нибудь мальчишка деревенский. Я его шугану.
