Эллери Квин - Игрок на другой стороне
— А откуда она узнала, что кто-то уговорил Уолта? Мы до этого дошли с трудом.
— Просто догадалась. У нее под копной крашеных волос имеются кое-какие мозги. Она ведь ночи не спала, думая о том, как свести счеты с Персом, который дал ей отставку.
— И теперь они будут жить счастливо?
— Снова угадал, — усмехнулся инспектор. — Только не с блондинкой.
— Значит, Перс успел найти себе новую куколку? — воскликнул Эллери.
— Ага. Я сам их познакомил. Подумал, что они сумеют помочь друг другу.
— Неужели это мисс Салливан?!
— Вот именно, мой мальчик, — улыбаясь, кивнул старик. — Держу пари, ты не знаешь, что в пригороде будет построен реабилитационный центр — самое большое из подобных учреждений с тех пор, как отец Дамьен[72] изобрел лепрозорий.
— А я держу пари, — усмехнулся в ответ Эллери, — что мисс Салливан приспособит для своих целей и Йорк-Сквер.
— Не стану спорить. Она получит его вместе с миссис Шривер, которая так очарована новым Персивалом Йорком, что готова следовать за ним в ад и обратно.
В ад и обратно…
Даже если не вспоминать о необъяснимых ужасах вроде раздвоения личности, бездны человеческого ума способны внушать страх. В важных ситуациях неожиданно находятся ключевые слова — происходит случайная встреча нужных ингредиентов.
Эллери молча сидел и думал, как в течение всего расследования этого безумного дела, когда он охотился за ответом, словно кошка за мышью, но не мог поймать, какая-то тайная сила пыталась привлечь его внимание.
Как давно это было, когда Энн Дру отказалась объяснить ему, почему щенка назвали Гоблин? Как близок он тогда был к разгадке! И ведь на любой стадии игры Том Арчер мог дать ему ответ, если бы у Эллери хватило ума задать вопрос.
В ад и обратно…
Гоблин — это домовой. Арчер из озорства назвал так собаку, потому что дьявол — противник Бога, а Гоб — Бог наоборот.
«Возможно, ожидать, что я об этом догадаюсь, слишком много даже для меня», — подумал Эллери и улыбнулся.
— Что ты сказал, папа? — переспросил он. — Я прослушал.
— Я сказал, что пришел конец твоей игры. Той, в которую ты не хотел играть.
— Пожалуй…
Казалось, все это произошло давным-давно с каким-то незнакомым тупицей, решившим, что он должен заняться чем-нибудь другим, потому что технический прогресс избавил его от противников. Какая чушь! Безумие или отклонение от нормы — особенно такое необычное, которым страдал Джон Хенри Уолт, — было вне юрисдикции компьютеров. Когда игроком на другой стороне овладевал дьявол, его противником должен был быть человек.
— Папа, — проговорил Эллери, — помнишь цитату из Хаксли? «Шахматная доска — это целый мир, фигуры — его явления, правила игры — то, что мы называем законами природы. Игрок на другой стороне…»
— Что? — спросил инспектор, в свою очередь пробуждаясь от грез.
— «Игрок на другой стороне скрыт от нас. Мы знаем, что он всегда играет честно, справедливо и терпеливо». Когда я впервые прочитал это, — Эллери нахмурился, — то не мог понять слов «честно, справедливо и терпеливо». Но теперь… Кто может судить о том, что честно и что справедливо? Ведь честность и справедливость не абсолютны, не так ли? Они зависят от времени и места, являясь функциями правил игры; я применяю их на пользу себе, а мой противник — себе. Поэтому я припомнил, что Хаксли говорит дальше.
— Ну и что же он говорит? — осведомился старик.
— «Но мы также знаем по горькому опыту, что он никогда не пропускает ошибки и не делает никакой скидки на неведение». Это напоминает мне слова из письма французского поэта Рембо[73] другу: «Je est un autre». Не «je suis», обрати внимание. «Je est un autre»[74] — «Я есть кто-то другой». Похоже на фразу из Джоэла Чандлера Харриса,[75] пока не произносишь ее вслух. Тогда она внезапно начинает звучать иначе: «Я… есть кто-то другой?»
Но для старика это было чересчур, и он перестал слушать.
— Потом, — размышлял вслух Эллери, — я наткнулся на интерпретацию Арчибалдом Мак-Лишем[76] фразы Рембо. Мак-Лиш видит ее смысл в том, что человек — не игрок, а игрушка. Не игрок, а игрушка… — повторил он, смакуя слова. — Не в бровь, а в глаз, верно?
«По горькому опыту», — думал инспектор, опуская веки, чтобы лучше представить себе шахматную доску и лежащие за ее пределами фигуры, которые вышли из игры: бронзовую мемориальную доску «в память о живом Натаниэле Йорке-младшем», сверкающую под опытными руками Уолта; размозженную голову, принадлежавшую Роберту Йорку; сельские мечты Эмили Йорк, брошенные в стальные челюсти подземки; розовые губы Майры Йорк, глотнувшие на ночь можжевеловки и сразу же искаженные агонией; наконец, словно находящегося в ином измерении короля, получившего шах и мат, изуродованного чудовищной жизнью и каким-то непостижимым образом счастливого… А всему виной отсутствие ласкового прикосновения, кусочка внимания, чайной ложки заботы в критический момент…
— «По горькому опыту…» — И инспектор Ричард Квин тяжело вздохнул.
ПРИМЕЧАНИЯ
1
В названиях глав использованы шахматные термины. (Здесь и далее примеч. пер.)
2
Шоу, Джордж Бернард (1856–1950) — английский писатель.
3
Трапписты — католический монашеский орден, отличающийся особой строгостью устава.
4
Фрейд, Зигмунд (1856–1939) — австрийский психолог, основатель психоанализа.
5
Хайалиа — город на юго-востоке штата Флорида, где проводятся бега.
6
Евангелие от Матфея, 5:5.
7
Прежнее положение (лат.).
8
Гегель Георг Вильгельм Фридрих (1770–1831) — немецкий философ.
9
Музей мадам Тюссо — музей восковых фигур в Лондоне.
10
Гейнсборо Томас (1727–1788) — английский художник.
11
Свершившийся факт (фр.).
12
Имена и фамилии, начинающиеся с буквы «J».
13
Тонтина (по имени итальянского банкира XVII в. Лоренцо Тонти) — финансовое соглашение, участники которого вносят одинаковые вклады, а объединенный капитал достается пережившему остальных.
