Джун Томсон - Досье на Шерлока Холмса
Это звучит так, словно Уотсон пытается оправдать Холмса. Холмс не всегда возражал против рекламы, и, хотя он критиковал ранние литературные опыты Уотсона, никогда прежде не выдвигал такой суровый ультиматум. В самом деле, порой ему доставляла удовольствие его слава. Кажется, отношение Холмса к публичности изменилось за те три года, которые он провел, путешествуя за границей инкогнито. Быть может, на него повлияло и то, что он стоял на пороге смерти у Рейхенбахского водопада. Холмс, по-видимому, больше не хотел побрякушек славы. Такая позиция заметна и в других аспектах его частной и профессиональной жизни. В «Подрядчике из Норвуда» он заявляет, что работа – сама по себе вознаграждение. Во время расследования дела о «Чертежах Брюса-Партингтона» он отклонил предложение Майкрофта включить его в наградной список. Холмс ответил ему: «Я веду игру ради удовольствия». Правда, он принял изумрудную булавку для галстука от королевы Виктории в знак признательности за ту роль, которую сыграл в возвращении чертежей подводной лодки. Позже, в июне 1902 года, Холмс отказался от рыцарского звания за какие-то услуги, которые, вероятно, оказал правительству или королевскому дому. Его, «угрюмого скептика», также забавляло, когда полиция приписывала себе всю славу в конце успешного расследования, поскольку ему «претили восторги толпы».
Хотя позицию Холмса можно понять, тем не менее в ней присутствует элемент эгоизма. Уотсон пользовался огромным успехом как автор, так какое же право имел Холмс лишать своего друга возможности творить, а его многочисленных читателей – удовольствия прочесть его рассказы? Можно заподозрить, что Уотсон был вынужден согласиться с этим запретом из-за того, что в противном случае Холмс не позволил бы ему участвовать в расследованиях, таким образом лишив материала для рассказов. Короче говоря, от этого вето попахивает насилием, а то и легким шантажом.
Однако будем справедливы к Холмсу: возможно, ситуация не была такой уж скверной. Не исключено, что Уотсон вполне охотно согласился с решением Холмса. В конце концов, последние три года он тратил каждый час, который удавалось урвать, на то, чтобы написать и опубликовать упомянутые двадцать три рассказа. Быть может, ему действительно хотелось отдохнуть от своих литературных трудов. И тем не менее остается подозрение, что Холмс, с присущей ему властностью, оказал психологическое давление на Уотсона, как, вероятно, было и в случае с продажей практики в Кенсингтоне. Нежелание Холмса, чтобы Уотсон продолжал публиковать рассказы, частично проистекало из его неприятия стиля Уотсона и подхода к материалу. Он уже высказывался в подобном духе о первых двух рассказах, появившихся в печати, – «Этюде в багровых тонах» и «Знаке четырех», а также о тех, которые читал в рукописи. По возвращении в Лондон после Великой паузы Холмс, вне всякого сомнения, прочитал следующие двадцать три рассказа, опубликованные в его отсутствие, и не увидел в них ничего, что заставило бы его изменить свое мнение. Помимо привычки Уотсона начинать свои истории «не с того конца» и его склонности вкладывать в них слишком много «сантиментов», под которой Холмс подразумевал описания, он возражал против «несчастной привычки подходить ко всему с точки зрения писателя, а не ученого». Такую критику Холмс высказывал и раньше, и Уотсон отвечал на нее сердито и обиженно. «А почему бы вам самому не писать эти рассказы?» – спрашивал он «с некоторой запальчивостью».
Однако позиция Холмса противоречива. Очевидно, он не собирается запрещать публикацию рассказов навсегда. В конце расследования дела об «Исчезновении леди Фрэнсис Карфэкс» он замечает, что Уотсон, возможно, захочет включить эту историю в свою хронику. Возможно, он намеревался позволить Уотсону написать рассказ о его жизни после того, как оба удалятся от дел, так как однажды назвал Уотсона своим «верным биографом». И, несомненно, Холмс не возражал против того, чтобы Уотсон продолжал записывать их дела: на протяжении этого периода несколько раз упоминаются «необъятные архивы», накопившиеся у Уотсона. Они хранились либо в виде «длинного ряда ежегодников», занявшего целую полку, либо в жестяных коробках для депеш, в числе которых, вероятно, была и та «видавшая виды… коробка для депеш», на крышке которой были написаны краской имя Уотсона и слова «Индийские королевские войска». Она была набита бумагами, и некоторые из них были связаны с особенно секретными расследованиями. Позже Уотсон положил эту коробку для депеш в свой банк «Кокс и компания» на Чаринг-Кросс.
К концу этого периода Холмс снял свое вето, позволив Уотсону опубликовать «Собаку Баскервилей», которая печаталась в «Стрэнде» выпусками с августа 1901 года по апрель 1902-го и вышла отдельным томом в 1902 году. Однако это единственный отчет о расследовании, появившийся в печати между 1894 и 1902 годом. Правда, Холмс разрешил Уотсону публиковать другие рассказы в следующем году. Сожаление, которое Уотсон, возможно, испытывал из-за запрета Холмса, несомненно, умерялось количеством и важностью дел, в которых он участвовал на протяжении следующих восьми лет. Некоторые из них он позже записал. Ниже приведена предположительная хронология этих расследований.
(Другие незаписанные дела 1894 года: отвратительная история о красной пиявке и ужасной смерти банкира Кросби; трагедия в Эдлтоне и необычная находка в старинном кургане; дело о наследстве Смита-Мортимера; розыск и арест Юрэ, убийцы с Бульваров.)
(Другие незаписанные дела 1895 года: внезапная смерть кардинала Тоски; арест Уилсона, известного канареечника.)
Когда читаешь подряд рассказы Уотсона об этих расследованиях, всплывает несколько интересных и важных фактов. Один из них – Холмс все чаще участвует в делах, связанных с вопросами государственной безопасности, которые имели европейское значение. Благодаря этим расследованиям он столкнулся с международным шпионажем, что имело важные последствия. Расследование дела о пропавших чертежах Брюса-Партингтона имело, по словам Майкрофта, «колоссальное международное значение», и Холмсу никогда еще не выпадало случая «оказать родине столь большую услугу»[66]. Проводя это расследование, Холмс мог рассчитывать на «всю армию государства». Майкрофт имел возможность делать подобные заверения, так как пользовался огромным политическим влиянием. Холмс впервые поделился этим с Уотсоном, добавив процитированную нами фразу, что порой Майкрофт сам является британским правительством.
