Софи Ханна - Эркюль Пуаро и Шкатулка с секретом
– Понимаю. То есть когда Клаудия увидела их с той женщиной, они уже десять минут мирно сидели за чашкой чая.
– Вот именно. Разумеется, будь за столиком Джозефа мужчина, я бы могла предположить, что его врач – большой оригинал и назначает пациентам встречи в лобби отелей, а не у себя в смотровой, но это совершенно точно была женщина. А значит, Джозеф солгал мне о цели своей поездки в Англию.
– Потрясающе, – сказал я. – Зная, как он вам дорог, убедить вас в том, что скоро он падет жертвой смертельной болезни… и продолжать громоздить одну ложь на другую!
– Вы правы, но я отнюдь не была потрясена, – сказала леди Плейфорд. – Моей главной реакцией, наступившей уже после того, как я утвердилась в мысли, что Джозеф не только не при смерти, но даже не болен… нет, вообще-то реакций у меня было несколько. Сначала я испытала облегчение: значит, я его не потеряю! Он будет жить! – Ее глаза наполнились слезами. – Не могу даже спокойно вспоминать свои тогдашние эмоции. Простите. – Она достала из кармана кимоно носовой платочек и приложила его к глазам.
– Не стоит извиняться, – сказал я.
– Вы очень добры, но я терпеть не могу выставлять свои чувства напоказ. Предпочитаю беспристрастный анализ демонстрации. И, кстати… тогда я не только радовалась и ликовала, но и сгорала от любопытства. Зачем человек, который запросто мог влюбить в себя кого угодно, выбрал такую странную линию поведения? Одним словом, я была заинтригована и благодарна ему за это.
– Благодарны?
– Вас это удивляет? У моих родителей я была единственным ребенком. Они были тихими, скучными людьми. Так что в детстве, когда мне хотелось, чтобы случилось какое-нибудь необычайное происшествие, я выдумывала его сама. Плюшевых медведей я превращала в разбойников, а кукол – в героев и в тишине детской разыгрывала между ними драмы, о которых не знал никто, кроме меня. С тех пор я непрерывно сочиняю – характеры и события, тайны и любовные истории. Со временем, уже став взрослой, я неоднократно встречала куда более интересных людей, чем мои папа с мамой, – и все же никто из них не привлекал меня так, как персонажи, которых я создавала сама. Пока…
Казалось, она хотела, чтобы я закончил ее фразу.
– Пока вы не повстречали Скотчера? – предположил я.
Она кивнула:
– Джозеф озадачивал и интриговал меня сильнее, чем любая тайна, которую я могла выдумать сама. О да, я была ему благодарна. Знаете, во всем, что с ним связано, был привкус чего-то страшноватого и волнующего. И я с радостью окунулась в его игру! Но самое удивительное, что меня поддержала Софи! Она подыгрывала Джозефу, притворявшемуся смертельно больным человеком, потому что влюбилась в него и не хотела разоблачать его ложь. Как и я, Софи старалась его защитить. Подумайте, какой непоправимый вред нанесла бы его репутации правда, откройся она вдруг!
– Многие решили бы, что поделом ему, – сказал я. Должен признать, что в тот момент я и сам чувствовал себя одним из этих многих. – Кстати, Софи Бурлет до сих пор настаивает на том, что верила ему – то есть верит. И даже обвиняет во лжи полицейского доктора.
Леди Плейфорд ответила:
– Софи просто не хватает смелости признать себя соучастницей обмана, да еще такого серьезного. Спорю на что угодно, она раскусила своего пациента уже через неделю после того, как приехала в Лиллиоук. Но нет, она никогда не сознается. Ведь правда оскорбляет ее гордость, и поэтому она будет настаивать на лжи. Запомните, Эдвард, мало кому нравится чувствовать себя замешанным в чем-то хотя бы отдаленно предосудительном, люди вообще не любят непредсказуемости. Иными словами, почти все боятся почти всего – никогда не забывайте об этом! Лишь писатели и художники в силах справиться с пугающей двусмысленностью бытия, да еще люди с наклонностями к игре в воров и полицейских[26]. Уверена, что Эркюлю Пуаро такая игра пришлась бы по вкусу.
– А Софи Бурлет знала, что вы знаете правду о Джозефе Скотчере? – спросил я.
– Искренне надеюсь, что она причисляла меня к одураченному большинству, – ответила леди Плейфорд; уголки ее рта изогнулись было в лукавой улыбке, но тут же вновь опустились. – Иначе к чему мне было тратить деньги на постоянную сиделку для человека, который ничем не болен?
В самом деле, к чему? Я не стал задавать ей этот вопрос. Леди Плейфорд явно считала, что уже дала на него вполне исчерпывающий ответ, и я не стал ее разубеждать, хотя мне ее мотивы казались совершенно неудовлетворительными. Больше того, бредовыми.
– Но Клаудия, разумеется, угадала правду, и Рэндл тоже. Я очень опасалась, что рано или поздно кто-нибудь из них проболтается, причем так, чтобы застать Джозефа врасплох. Конечно, Клаудии доставляло большое наслаждение изводить его своими намеками, но так не могло продолжаться вечно, к тому же я видела, что ее словесные уколы раз от раза делаются все болезненнее. Страх перед правдой и толкнул меня на то, чтобы изобрести мой гениальный план.
Лицо леди Плейфорд исказилось от горя.
– Только он оказался вовсе не гениальным. Тщеславная старая дура, я вообразила, что могу контролировать всех и вся. Сидела бы лучше и помалкивала – может, тогда Джозеф был бы сейчас жив.
– Что это был за план? – спросил я. – Или он заключался только в том, что вы хотели показать Джозефа своему врачу?
– О нет, не только. Далеко не только.
Мне так не терпелось услышать продолжение, что я попросил ее рассказать и остальное.
Глава 31
План леди Плейфорд
– Кэтчпул, это я, Эркюль Пуаро.
– Ни за что не догадался бы, старина. Особенно учитывая, что вчера вы звонили почти в это же время… Дайте-ка я угадаю – у вас под рукой опять стаканчик sirop?
– Ах, если бы… Нет, mon ami. Я нахожусь в больнице.
Я тут же сел прямо.
– Господи, как это случилось? С вами всё в порядке? В какой больнице, где? В Оксфорде?
– Oui. Я ожидаю встречи с одним известным врачом. Но не беспокойтесь, друг мой. Я здесь не потому, что со мною что-то случилось. Я здесь, чтобы задавать вопросы.
– Понятно. – Я даже хохотнул, так мне полегчало. – И эта знаменитость наверняка почечный специалист.
– Почки его интересуют не больше, чем любая другая часть человеческой анатомии.
– О! Так это не врач Скотчера… Если он вообще у него был, – поспешно добавил я. Сознание нередко забывает последние, самые свежие факты и по привычке тянется к старым, тем, которые не прошли проверку действительностью.
– Я здесь не затем, чтобы беседовать о Джозефе Скотчере, меня интересует совсем другая тема, – сказал Пуаро. – О, здравствуйте, доктор!
– Что, он уже прибыл?
