Ксавье Монтепен - Чревовещатель
– Как! И вы оставляете нас? Но мы скоро увидимся?
– Надеюсь.
Жорж Прадель слегка поклонился Ришару Эллио и снова сделал вид, будто не видит протянутой ему руки. Даниель проводил его до мавританского двора и там сказал:
– Печальный вечер, господин лейтенант. Что делать? Женские капризы! В другой раз, обещаю, госпожа Метцер будет другой. Не забудьте, что наше дело решено.
– Какое дело? — спросил лейтенант, который думал о другом.
– Большая доля в будущих барышах и сто тысяч к вашим услугам в тот день, когда господин Домера сделается моим партнером. Вы напишете об этом дядюшке?
Жоржу хотелось закричать: «Никогда! Ваши спекуляции внушают мне отвращение». Но, вспомнив, что такой ответ навсегда разлучит его с Леонидой, он ответил:
– Не замедлю.
– Медлить нельзя, — с живостью заметил Даниель. — В делах всякое промедление пагубно.
Лейтенант ушел, но, вместо того чтобы вернуться к себе, спрятался в нише парадного дома напротив. Гнусные подозрения зародились в его голове, так что он хотел увидеть собственными глазами, как Ришар Эллио покинет дом ростовщика. Муж Леониды тем временем вернулся в гостиную к своему гостю.
– Зачем вы принимаете Праделя? — резко спросил у него банкир.
– Затем, что он племянник своего дяди, — прямо ответил Даниель.
– И вы рассчитываете на племянника, чтобы получить от дяди то, о чем мечтаете?
– Рассчитываю.
– Успех сомнителен. А присутствие этого дерзкого юнца в вашем доме мне не нравится.
– Подпишите известный вам акт, и, утратив надобность в лейтенанте, я тотчас запру перед ним дверь.
– Я хотел подписать сегодня этот акт, вы ведь знаете, что госпожа Метцер должна была принести его в мой домик у старого укрепления.
– Госпожа Метцер сегодня очень больна.
– Когда она придет?
– Вероятно, завтра.
– Ну, завтра и подпишу.
XLVI
Лейтенант ждал недолго. Почти тотчас после описанного выше Ришар Эллио вышел из дома Метцера. Жорж видел, как тот закурил сигару, пожав на пороге руку мужу Леониды, и быстрыми шагами отправился на улицу Баб-эль-Уэд. Молодой офицер, успокоившись, поспешно вернулся в свою квартиру. Паскуаль ждал его у дверей.
– Господин лейтенант, — сказал он, — вам письмо. Принес денщик барона де Турнада.
– Может быть, нужен ответ. Подождите.
Офицер вошел в свою комнату, зажег свечу, разорвал конверт и прочел:
«Любезный друг, нам придется отказаться от удовольствия зарезать друг друга завтра утром. Вернувшись домой, я нашел конверт из главного штаба. В нем — приказ на рассвете отправляться в экспедицию, которая может продлиться недели две. Кажется, в отдельных племенах в окрестностях Алжира начались волнения, которые могут стать довольно опасными.
Служба, конечно, на первом месте, но на другой день по возвращении не сомневайтесь, что я буду к вашим услугам. Наш поединок, стало быть, только откладывается, если, впрочем, размышления вам не подскажут, что у таких хороших людей, как мы, нет серьезных причин для дуэли, и если один из нас будет убит, то другой не утешится после его смерти. Притом во время моего отсутствия у вас будет возможность свободно ухаживать за прелестной блондинкой, так что по возвращении у меня появится право вызвать вас.
Будьте, однако, уверены, что я этого не сделаю. Мы с вами дали друг другу доказательства храбрости. Теперь нужно решить, необходимо ли давать доказательства сумасбродства. А пока, любезный враг, я дружески пожимаю вам руку.
Барон де Турнад».
«Он сто раз прав! — сказал себе Жорж, прочтя письмо. — Если бы я убил этого милого барона, я никогда не утешился бы. Почему меня взбесило его честное соперничество? Ах, не его надо бояться! И если возникнет необходимость когда-нибудь защитить жену Даниеля Метцера от него самого, то по крайней мере нас будет двое».
Рассудив таким образом, лейтенант взял перо и написал следующие строки:
«Любезный друг, я очень желаю, чтобы вы не увозили с собой ни забот, ни тайных мыслей, по крайней мере относительно меня. Я поступил нелепо. Сознаюсь в этом и прошу забыть мой смешной вызов, о котором сам вспоминаю с сожалением.
То, что я вам пишу, я готов повторить при наших товарищах в кофейне „Аполлон“, и если кто-нибудь удивится этому, то я буду драться с ним. Итак, это кончено — изглажено — забыто. Желаю успеха в вашей экспедиции! А! Племена волнуются. Я в восторге. Всегда чистое небо надоедает! Слишком долгий мир однообразен.
Возвращайтесь скорее целым и невредимым. Дружески пожимаю вам руку.
Жорж Прадель».
Племянник Домера положил записку в конверт и позвал своего денщика, который совещался с пятью субъектами, лица и одежду которых не позволяла различить глубокая темнота. Услышав голос офицера, эта группа разбежалась. Паскуаль поднялся и отворил дверь.
– Отнесите это письмо барону де Турнаду, — приказал ему Жорж.
– Слушаю, господин лейтенант.
– С кем вы разговаривали на улице?
– С товарищами по роте, у которых была увольнительная и которые теперь возвращаются в казарму.
– Хорошо. Ступайте.
Паскуаль вышел.
Теперь мы должны вкратце объяснить, вследствие чего такое очаровательное существо, как Леонида, согласилось сделаться женой Даниеля Метцера. Родившись в Пруссии — мы это знаем — в очень бедном еврейском семействе и приехав в шестнадцать лет в Париж, Даниель Метцер дал себе слово составить со временем огромное состояние. Даниель боялся двух вещей — полиции и тюрьмы. Кражи и убийства казались ему опасными и притом бесполезными. К чему рисковать, когда для человека ловкого и без предрассудков поля свода законов так широки? «Все, что не запрещено категорически, позволительно», — думал Даниель Метцер, и этот софизм сделался правилом его жизни.
Ему требовался хотя бы небольшой капитал для старта, и прусский жид занялся для этого разными подозрительными и недостойными ремеслами. Он становился у входа на железнодорожные станции и в театры и продавал простодушным обывателям зрительные трубки из лакированного картона с простыми стеклами, цепочки для часов из желтой меди, предлагал школьникам и старикам прозрачные карты с веселыми сюжетами, носил на квартиру студентам чересчур реалистичные фотографии и непристойные книги. Он сделался у иностранцев проводником по Парижу, за деньги давал богатым американцам адреса танцовщиц.
С большим трудом он кое-как перебивался, а маленький капитал даже не показывался на горизонте. Но прусский жид не отчаивался, и к занятиям его, уже многочисленным, добавились новые, столь же нечестные, как и прежние. Случай свел его со Станиславом Пиколе, обычно называемым Стани, который подписывался для краткости «Ста. Пи». Этот Ста. Пи. был одним из главных деятелей в знаменитом агентстве «Рош и Фюмель».
