Эллери Куин - Застекленная деревня. Расследует Эллери Квин (рассказы)
— Ничто не безнадежно, если ты сам не делаешь это таковым.
— Осторожно! Маленькая кузина поднимается на трибуну! Предупреждаю тебя, Джо, этим утром я по какой-то нелепой причине чувствую себя выше гор Махогани. Ты просто не можешь испортить мне настроение.
— Я и не хочу этого делать. Мне нравится видеть тебя счастливым. Это приятная перемена.
— Ты снова права. Поэтому и так как Новый год — время решений, я решаю ограничить прием яда, сводящего меня в гроб, и удовольствоваться общением только с недоступными девственницами, начиная с тебя.
— Откуда ты знаешь, что я… ну, недоступная?
— Для меня, во всяком случае, — ответил Кристофер. — Я неоднократно пытался это опровергнуть.
— Что верно, то верно, — весьма мрачным тоном согласилась Джо. Но потом она засмеялась, и Кристофер к ней присоединился.
Они обогнули большую теплицу, чьи стеклянные панели сверкали на зимнем солнце, и направились по ковру мертвых листьев к ярко зеленеющему ельнику.
Кристофер радовался присутствию Джоанн. Ее широкий, свободный шаг подчеркивал весьма заметные вторичные половые признаки, а шерстяные чулки и ботинки на толстой подошве не могли скрыть от глаза знатока стройность ног.
— Ты имела в виду, что я совсем другой, когда счастлив? — спросил Кристофер.
— Разумеется.
— Ну, я действительно чувствовал себя по-другому этим утром и не мог понять причину. Теперь могу. Я не изменился — я такой же повеса, каким был всегда. Но я реагирую на свежий стимул — на тебя, кузина. Изменения создаешь ты.
— Благодарю вас, сэр, — сказала Джо.
— До сих пор я проводил с тобой маневры, но по-настоящему не замечал тебя. Понимаешь, о чем я?
— Догадываюсь, — настороженно отозвалась Джо.
— А теперь замечаю, кузина. Замечаю в совокупности, а не только тут и там. Что это означает?
— Что тебе скучно, и ты решил поразвлечься.
— Вовсе нет. Ты внезапно превратилась в необычайно привлекательный штучный товар.
— А ты весьма придирчивый покупатель.
— Не в том смысле, какой ты подразумеваешь. Не забывай, что я привык к желанным женщинам — в театре их столько, что мне грозила опасность превратиться в монаха.
— Тогда почему ты держишь меня за руку?
— Потому что я решил не давать обет безбрачия. С твоего разрешения, я пойду дальше и обниму тебя.
— В разрешении отказано. Я уже проходила с тобой этот маневр, и он приводил к нешуточной битве. Давай сядем на это бревно и отдохнем, а потом двинемся назад.
Они опустились на бревно. Было холодно, и они прижались друг к другу — только чтобы согреться, внушала себе Джоанн.
— Это просто чудесно, — произнес Кристофер, выдыхая клубы пара, похожие на сигаретный дым.
— Что именно?
— То, как все меняется. Когда мы были детьми, я считал тебя самой отвратительной вонючкой в мире.
— Я тоже тебя терпеть не могла. Иногда не могу и теперь. Например, так было вчера вечером.
— Вчера вечером? Да ведь я был образцом хороших манер!
— Ты ведь толком не знаешь своего отца, верно?
— Отца? Не хуже, чем других.
— Твой подарок об этом не свидетельствует. Как и подарок Эллен — ведь дядя Годфри не курит уже несколько лет. А ты подарил ему трость! Неужели ты не понимаешь, что дядя Годфри слишком горд, чтобы пользоваться тростью? Он никогда не признает, что нуждается в ней.
Кристофер был вынужден согласиться с упреком. Он купил трость (в кредит), не задумываясь о подлинных нуждах и желаниях отца.
— Ты права, — вздохнул Крис. — Разбирая отцовскую корреспонденцию и работая с ним в оранжерее, ты стала понимать его лучше, чем его собственные дети.
Они сидели на бревне, держась за руки. Джо приходилось держать руки Кристофера очень крепко.
* * *3 января. Завтрак не был ритуалом в доме Мамфордов, но главе семейства по привычке оказывали определенное почтение. Семья и гости, если они не были больны или не засиживались заполночь накануне, старались находиться за столом к девяти утра, когда там неизменно появлялся Годфри Мамфорд.
Кристофер, все еще парящий в эйфории, спустился на добрых двадцать минут раньше расписания и был удивлен, застав в комнате для завтраков сестру-близнеца. Эллен — единственный член семьи, традиционно отсутствующий на утренних трапезах, — этим утром сидела на солнце с чашкой ароматного кофе, приготовленного Маргарет Кэсуэлл.
— Я так и знал! — воскликнул Кристофер. — Сегодня день чудес. Увидеть тебя вставшей с постели в это пролетарское время…
Эллен сердито уставилась на него сквозь кофейный пар.
— Последнее время ты весел просто до отвращения. С чего бы?
— В мою жизнь вошло кое-что необычное. Выражаясь церковным слогом, я был возвышен духом.
Эллен фыркнула:
— Признаешься в запоздалом обращении к религии? Это было бы слишком ужасно.
— Нет-нет, ничего настолько примитивного. — Крис плюхнулся на стул и глубоко втянул в ноздри аппетитный запах из кухни. — Хотя, видит Бог, ни у кого из нас нет особых причин для веселья.
— Поэтому я и надеялась поймать тебя до завтрака. — Тоном Эллен выразила негодование по поводу навязанного ей обращения к брату. — Сестринский взгляд ошибается или же ты оказываешь чрезмерное внимание нашей маленькой сельской кузине? Ты, часом, не предназначил ей роль в какой-нибудь непристойной пьесе, над которой сейчас работаешь?
— Не говори гадостей, — возмутился Кристофер. — И Джо вовсе не деревенщина. Только потому, что ей не довелось жить в Лондоне и усвоить набор английских штампов…
— Господи! — Патока в улыбке Эллен вступала в химическую реакцию с уксусом. — Лорд Железные Трусы внезапно обрел уязвимое место.
— Отстань. Что ты хотела обсудить?
— Вчерашний папин спектакль. Что ты об этом думаешь?
— Первоклассная штука.
— Думаешь, он сказал правду?
— Конечно. Ты же знаешь, что папа не способен лгать.
— Я в этом не уверена, — задумчиво промолвила Эллен.
— Не болтай чушь. Он все выложил нам абсолютно откровенно.
— Ты как-то слишком равнодушно к этому относишься. По-моему, когда твое наследство уменьшается от миллионов до тысяч в результате глупости отца и нечистоплотности поверенного, это отнюдь не пустяк. Наверняка мы можем что-то предпринять.
— Конечно, можем — терпеть и улыбаться. Ведь нам не придется жить на пособие по безработице, Эллен. После уплаты налогов нам наверняка достанется несколько сотен тысяч. Это не так уж мало.
— Но и не пять миллионов. Я так зла на отца, что готова рвать и метать!
