Найо Марш - Занавес опускается
– Банку из чемодана вынули вы? Собственноручно?
– Да. Я был ошеломлен.
– Как она выглядела?
– Как выглядела? А разве милейший дядя Томас вам ее не передал?
– Она была чистая или грязная?
– Ах, голубчик, грязная не то слово! Они попросили меня ее открыть, и я с ней сражался, как только мог. Комочки отравы летели мне прямо в лицо. Было до того страшно, ужас! Но крышка так и не поддалась.
– Кто первый предложил устроить обыск?
– А вот этот вопрос посложнее. Конечно, можно допустить, что когда мы размышляли над появлением той жуткой книжицы в судке для сыра (скажу вам сразу: лично я считаю, что это работа Панталоши), то все хором, не сговариваясь, вскрикнули: «Крысиная отрава!» – и в едином порыве вступили на тропу войны. Но в такое трудно поверить, правда? Насколько я помню, кто-то тогда сказал: «Все же нет дыма без огня», и Полина – да, это была Полина – спросила: «Но откуда она могла взять мышьяк?», и тогда Милли (моя мама) – а может быть, это был даже я – вспомнила про исчезнувшую банку с крысиной отравой. Короче говоря, как только упомянули крысиную отраву, Полина и Дези завопили, что надо немедленно обыскать покои преступницы. Кстати, вы бы видели ее гнездышко! Ах, милейшая Соня. Впрочем, милейшая с оговорками. Спальня – буйство ядовито-розовых оборок, надругательство над шелком и тюлем, кругом таращатся куклы: они у нее и на подушках, и верхом на телефонах – представляете картинку?
– Мне бы очень хотелось взглянуть на тот чемодан, – сказал Родерик.
– Да что вы? Чтобы снять с него отпечатки пальцев, да? Естественно, вы его получите. И вероятно, вы не хотите, чтобы об этом знала Соня?
– Да, нежелательно.
– Я сейчас же сбегаю наверх и сам вам его принесу. Если Соня у себя, скажу, что ее зовут к городскому телефону.
– Спасибо.
– Тогда я пошел?
– Одну минуту, сэр Седрик, – остановил его Родерик, и Седрик с тем же подкупающим вниманием снова придвинулся ближе. – Объясните, зачем вы вместе с мисс Соней Оринкорт разыграли целую серию шуток над вашим дедом?
Смотреть, как у Седрика отливает от лица кровь, было малоприятно. Веки и мешки под глазами приобрели лиловый оттенок. Возле ноздрей пролегли бороздки. Бесцветные губы надулись, а затем разъехались в кривой ухмылке.
– Ах, вот, значит, как! – Седрик захихикал. – Что и требовалось доказать. Выходит, милейшая Соня вам все рассказала? – И после секундного колебания он добавил: – Если вас интересует мое мнение, мистер Аллен, то я считаю, что этим признанием милейшая Соня сама вырыла себе яму.
II
– Вероятно, я должен вам кое-что объяснить, – помолчав, сказал Родерик. – Никаких заявлений по поводу этих розыгрышей мисс Оринкорт не делала.
– Не делала?! – Эти слова прозвучали так резко, что, казалось, их произнес не Седрик, а кто-то другой.
Опустив голову, Седрик глядел себе под ноги, на ковер. Родерик увидел, как он медленно стиснул руки.
– Так идеально купиться! – наконец заговорил Седрик. – Ведь этот прием стар как мир. Что называется, с бородой. А я-то клюнул и продал себя с потрохами. – Он поднял голову. Лицо его успело вновь порозоветь, и в глазах застыла почти мальчишеская досада. – Только пообещайте, что не будете на меня так уж сильно сердиться. Я понимаю, это звучит по-детски, но умоляю вас, дорогой мистер Аллен, оглянитесь вокруг. Постарайтесь ощутить атмосферу, царящую в нашем. Домике-прянике. Вспомните, что представляет собой его фасад. Кошмарная архитектурная дисгармония. А интерьер – этот чудовищный викторианский коктейль! А пропитывающая все насквозь мрачная тоска! Особенно обратите внимание на эту тоску.
– Боюсь, я не совсем понимаю ход ваших мыслей, – сказал Родерик. – Вы что же, хотите сказать, что очки и летающие коровы, которых вы пририсовывали к портрету вашего деда, должны были оживить архитектуру и интерьер Анкретона?
– Но я ничего этого не делал! – протестующе закричал Седрик. – Портить такой ска-а-зочный портрет?! Поверьте, это не я!
– А краска на перилах?
– Это тоже не я. Миссис Аллен сама прелесть! Мне бы и в голову не пришло.
– Но вы по меньшей мере знали об этих шутках, не так ли?
– Я ничего не делал, – повторил он.
– А послание, написанное гримом на зеркале? И раскрашенный кот?
Седрик нервно хихикнул.
– Ну, это… это…
– Не отпирайтесь. У вас на пальце было пятно от грима. Темно-красного цвета.
– Боже, какое у нее острое зрение! – воскликнул Седрик. – Ах, дражайшая миссис Аллен! Как она, должно быть, помогает вам в вашей работе!
– Короче говоря, вы…
– Старец был наиболее ярким примером всей этой фантасмагорической напыщенности, – прервал его Седрик. – И я не мог устоять. Кот?.. Да, это тоже моя идея. Потому что очень смешно: в актерской семье даже кот красит усы – своего рода наглядный каламбур, понимаете?
– А шутка с надувной подушечкой?
– Излишне грубовато, конечно, хотя в этом есть что-то такое раблезианское, вы не находите? «Изюминку» купила Соня, а я – не стану отрицать, – я подложил ее в кресло. Ну а почему бы и нет? Если мне будет позволено протестующе пискнуть, то разрешите спросить, дорогой мистер Аллен, разве все эти шалости имеют хоть какое-то отношение к вопросу, который вы расследуете?
– Как мне кажется, эти шутки могли быть задуманы с целью повлиять на условия завещания. А поскольку у сэра Генри было два завещания, согласитесь, что у нас есть причины для серьезных размышлений.
– Боюсь, такие тонкости не для моих утлых мозгов.
– Ведь все знали, что до последнего времени в завещании на первом месте стояла младшая внучка сэра Генри, верно?
– Старец был непредсказуем. Мы все по очереди то ходили у него в любимчиках, то впадали в немилость.
– Если так, то разве нельзя было, приписав Панталоше эти проделки, серьезно понизить ее шансы? – Родерик помолчал, ожидая ответа, но его не последовало. – Почему вы допустили, чтобы ваш дед поверил в виновность Панталоши?
– Этому мерзкому ребенку вечно сходят с рук самые хулиганские выходки. В кои веки пострадала без вины – для нее это наверняка новое ощущение.
– Понимаете, – упорно продолжал Родерик, – летающая корова была последней в серии этих шуток, и, насколько нам известно, именно она окончательно побудила сэра Генри изменить в тот вечер свое завещание. Ему весьма убедительно доказали, что в истории с коровой Панталоша ни при чем, и, вероятно не зная, кого подозревать, сэр Генри решил отомстить всей семье разом.
– Да, но…
– Итак, тот, кто причастен к этим шуткам…
– Согласитесь по крайней мере, что я вряд ли стал бы прилагать усилия, чтобы меня вычеркнули из завещания.
