Батья Гур - Убийство в кибуце
— Меня никто не видел, — первым делом сказал Михаэль. Он сразу отмел возможность встреч за пределами кибуца. — Интифада, поэтому нечего судьбу искушать ночными прогулками по окрестностям кибуца. Пожалуй, кому-нибудь стоит изучить влияние интифады на любовную жизнь бездомных, — добавил он, чтобы как-то сгладить возникшую неловкость, когда они оказались рядом в замкнутом пространстве.
Весь день Михаэль беседовал с членами кибуца, стараясь придерживаться самого дружеского тона. Было решено никого не приглашать в управление, поскольку три сотни людей — это слишком много, однако эксперты отказались ехать в кибуц с детектором лжи, и кое-кому из кибуца пришлось отправиться в Петах-Тикву.
После посещения медпункта Гута и Фаня отказались от проверки на детекторе лжи. «Сначала докажите нам, что это имеет смысл!» — и Гута сделала угрожающий жест рукой. «Что значит — не хотят? — удивился Нахари. — Арестуйте их, тогда сразу захотят». — «Давайте немного подождем», — посоветовал Михаэль, и Нахари углубился в изучение бумаг, лежавших перед ним.
Оказалось, что и жена Боаза Това тоже лгала, когда говорила, что готова убить Оснат. Ощущение стыда, которое она заставила Оснат пережить во время скандала в столовой, было для нее вполне достаточно. «Если бы я отравила всех, на кого Боаз положил глаз, — сказала она, — то в кибуце в живых не осталось бы ни одной женщины». Михаэль потом не без удовольствия пересказывал другим эту фразу.
Среди тысяч слов, которые Михаэлю пришлось услышать за последние три дня, он порой с удивлением замечал, как тиха и спокойна жизнь в кибуце. Ему казался совершенным абсурдом покой, который излучали ухоженные дорожки и аккуратные лужайки, игровые площадки для детей и площадь перед зданием столовой, а также тишина на кладбище со специальным участком для тех, кто погиб в боевых действиях. Тишина и покой были такие, что ему порой казалось: да никакого убийства и быть не могло! — особенно когда ночью или во время послеполуденного зноя пустели дорожки кибуца.
По ночам он пробирался в домик Авигайль. Он любил смотреть, как она помешивала кофе в турке, и ему казалось, что этому она научилась в кибуце. Он любовался ее стройной фигурой, ее волосами, которые струились при каждом движении, ее маленькими ладошками. Она была одета в черный японский халатик с крохотными пуговками, застегивающимися до самой шеи, и широкими рукавами, собранными на запястьях. Уютно шумел кондиционер, а песни сверчков на улице не проникали через закрытое окно. Ему вдруг захотелось прикоснуться к ее щеке, посмотреть на ее руки, прятавшиеся в широком рукаве, но, не ощутив встречного знака, он почувствовал к ней странную нежность и желание защищать ее хрупкую фигурку. Он вытянул ногу, взял поудобнее чашку кофе и стал выжидающе смотреть на то, как она помешивала чай. Она тоже не торопилась и выжидала.
— У тебя что-нибудь есть для меня? — наконец спросил он.
— И да, и нет, — ответила Авигайль. — Ты и сам, наверное, увидел, все в кибуце потрясены произошедшим. Но конкретного я ничего не заметила, если не считать того, что я тебе уже рассказала про Гуту и Фаню.
— Тогда расскажи поподробнее, что ты здесь вообще видишь, — попросил Михаэль. Она взяла два мелко исписанных листочка. Он протянул к ним руку.
— Думаю, тебе этого не стоит читать — вряд ли разберешь, я это писала для себя, — сказала Авигайль. — В целом об этом деле все предпочитают помалкивать, где бы я ни была и с кем бы ни говорила.
— Все? — недоверчиво спросил Михаэль.
— Никто не говорит ничего конкретного. Любят говорить «в данной ситуации», как, например, эта девушка, — и она заглянула в свой листок, — Ронит ее зовут. Она пришла в лазарет и попросила снотворного, жалуясь на то, что не может заснуть «в данной ситуации». Я дала ей валиум. Она пришла уже под вечер, бледная и с кругами под газами. После нее пришел Цвика, он успел уже и ко мне домой заглянуть — рассказывал о проекте, который он организует для детей. Мне он показался несколько странным.
— Почему?
— Говорил с придыханием, весь такой энергичный, даже слишком. Он тоже сказал «в данной ситуации». Но конкретного — ничего. Только заметила, что он слишком увлекся организацией детской игры по поиску «сокровищ». Между прочим, вчера вечером приезжал парень из Ашкелона, с собакой. Все перерыл, но паратиона не нашел.
— Я эту мысль уже оставил, — сказал Михаэль.
— Если не считать преступления, здесь такая тишина, — мечтательно произнесла Авигайль, не переставая мешать чай. — Могу сказать, что здесь многие смотрят по ночам кабельное телевидение, и есть такая Матильда, которая вообще рта не закрывает. Я слышала ее разговоры, когда она приходила за таблетками, которые принимает постоянно. Это персонаж, должна я сказать.
— Я знаю, она работает в продуктовом магазинчике.
— Она говорила о какой-то женщине, которая допоздна смотрит телевизор. А у Моше, по-моему, кровоточащая язва желудка, и его пора отправлять на обследование в больницу, пока чего-нибудь с ним не случилось. Как бы там ни было, но здесь все вещи взаимосвязаны. То, что история попала в газеты, нам только вредит. Сегодня уже отваживали журналистов. Хорошо, что мне удалось приехать до всей этой шумихи.
— Мы сказали Моше, отчего умер его отец, и он перенес эту новость очень плохо. Мы также сказали ему, что сейчас нельзя утверждать, было ли это убийство или несчастный случай. Но это его не успокоило.
— Кое-кто здесь словно бы впал в кому. Ни с кем не разговаривает. Но есть и другие, как, например, жена этого, казначея…
— Жена Джоджо, — пояснил Михаэль.
— …для кого словно праздник наступил — говорят без умолку. Я видел ее в столовой, она болтала за столом позади меня. Одна женщина закричала, что «убил кто-то не из наших». Дальше эта компания стала обсуждать Янкеле и его мать Гуту, которая должна неотлучно находиться на молочной ферме.
— Авигайль, — с особым выражением произнес Михаэль, — его мать не Гута, а Фаня из пошивочного цеха, о которой я тебе уже говорил.
— Она больная, — произнесла Авигайль, — эта Гута. Они обе ужасны, но и страдают тоже. — Она вытерла губы тыльной стороной ладони. — Вряд ли мои наблюдения приблизят нас к разгадке, но написать статью о кибуце, пребывающем в состоянии шока, я уже могу. Хочу сказать, что страх — дело заразительное и тревожное. Но дело не только в этом… — Здесь она замолчала, и они оба напряглись от звука шагов и сминаемых сухих листьев, после чего раздался стук в дверь.
Авигайль задержала дыхание и посмотрела на замок. Михаэль осторожно встал и вышел в соседнюю комнату, притворив за собой дверь. Авигайль неуверенным голосом произнесла: «Минуточку!» — и, не спрашивая, кто пришел, открыла входную дверь.
