Тайна Дома трех вязов - Мюссо Валентен
Но мы по-прежнему проводим много времени вместе. Я все чаще ему доверяю. Я рассказал ему о том, как попытался покончить с собой в двенадцать лет, и о своем неожиданном спасении, разумеется не упомянув, что хотел утопить своего спасителя. Он отметил, что этот эпизод описан в «Одиночестве». «Вы уверены?» – спросил я его. Он был абсолютно уверен. И даже нашел тот отрывок. Наступает момент, когда уже ни в чем нельзя быть уверенным, даже в своих воспоминаниях…
Сегодня у нас поздний ужин, и к столу подано совсем немного. Ни он, ни я не голодны. Когда становится холоднее, Александр разводит огонь в камине. Летом Юэн заготовил в сарае много дров. Александру приходится повозиться, но позже перед нами разгорается великолепное пламя. Я всегда любил дровяные камины. На них можно смотреть часами, как на море.
После ужина мы открываем выдержанный ром, настоящее чудо, один из самых ценных винтажей в моем погребе. Двадцать лет его выдерживали в бочках из-под коньяка, а затем в бочках из-под бурбона.
– Когда у вас выдастся свободная минутка, Александр, я бы хотел, чтобы вы спустились вниз и выбрали две бутылки… любые, на ваш вкус. Возьмите их с собой, это подарок.
– Месье, вы же знаете, что я не разбираюсь в винах. И не смогу оценить ваш подарок по достоинству.
– Неважно. Просто когда будете их пить, думайте обо мне.
От очага веет мягким теплом, и меня обволакивает дрема. Александр ставит пластинку, финал «Дон Жуана». Едва мой бокал пустеет, он подает мне другой. Чудесный виночерпий…
– О чем бы вы хотели написать, когда вырастете, Александр? Ведь вы говорили, что хотите стать писателем…
– Пока не знаю.
– У вас должно быть какое-то представление о сюжете.
– Именно этого мне и не хватает.
– Так черпайте вдохновение из того, что вас окружает. Именно так я и поступил. Зачем искать черную кошку в темной комнате?
– Если бы все было так просто…
– Вот вы гостите в Эмбрунсе – отличный сюжет для романа.
– Вы так думаете?
– Конечно. Единственная встреча блестящего молодого студента и старика с наклонностями мизантропа, да еще и возможного убийцы! Из этого можно сделать что-нибудь интересное.
– Я вовсе не блестящий студент, а вы не…
– Что? Сомневаетесь, что выбрать: «мизантроп» или «убийца»?
– Ни то ни другое, месье. Просто мне не нравится, когда вы так говорите.
– Я говорю вам только правду. Конечно, придется изобрести несколько сюжетных поворотов, чтобы сделать историю захватывающей. Если б я писал эту книгу, то сделал бы вашего персонажа главным источником разного рода неприятностей.
Он встревоженно смотрит на меня.
– Почему вы так говорите?
– Это же очевидно! Мы уже встречали в книгах одиноких писателей, которые запираются от мира в старых особняках. Но вы… интересная личность. Читатель сразу же захочет выяснить, что же вы затеяли.
– У меня не слишком богатое воображение.
– Воображение не падает с неба, его нужно искать.
Я продолжаю пить. Иногда закрываю глаза и на мгновение замираю, но музыка помогает мне держаться на плаву.
Don Giovanni, a cenar teco M’invitasti, e sun venuto! [22]
– Вы понимаете по-итальянски, Александр?
– Нет, не понимаю.
– Il dissoluto punito…
– Прошу прощения?
– Это настоящее название «Дон Жуана»: «Наказанный распутник». Знаете, я провел детство в Риме. Мой отец был в некотором роде дипломатом. А мать опубликовала замечательный перевод «Божественной комедии». Итальянский для меня практически родной язык.
– Я читал об этом.
– Я был несправедлив к родителям. А потом их не стало, и я понял, как мало их ценил. Никогда не вините родителей в своих проблемах. Пообещайте мне, что будете более снисходительны к своим.
– Обещаю.
– Завтра я расскажу вам о своем детстве, если хотите. Разве не говорят, что именно в этот период происходит все самое важное? Это может вас шокировать…
– Вы имеете в виду «заинтересовать»?
– Разве я не так сказал?
Мне нужно поспать. Недолго, всего несколько минут. У меня такое ощущение, что даже в самые тяжелые минуты одиночества я не пил так много, как сегодня. Александр не только ничего не сделал, чтобы обуздать меня, но и оказался грозным сообщником.
Будит меня громовой голос статуи Командора:
Pentiti, scellerato! [23]
Я даже представляю себе адское пламя, которое вскоре охватит этого негодяя. Александр на месте, сидит напротив меня. Он смотрит на меня, но ничего не предпринимает.
– Александр, верите ли вы, что человек всегда несет наказание за дурные поступки?
– Не знаю. Полагаю, все зависит от того, насколько дурны эти поступки.
– Я говорю об ужасных поступках…
– Считается, что можно избежать суда человеческого, но не Божьего.
– Вы верите в Бога?
– Я агностик, месье. А вы?
– Раньше я не верил в Бога. Но теперь сомневаюсь. Когда чувствуешь, что конец близок, лучше принять меры предосторожности.
Dammi la mano in pegno! [24]
Последняя сцена оперы всегда вводила меня в экстаз. Но сегодня она приводит меня в ужас. Пойду ли я за статуей, если она протянет мне руку? Осмелюсь ли встретить свое возмездие?
È l’ultimo momento! [25]
Да, конец наступит. Я только надеюсь, что наступит он как можно позже.
По щекам стекает влага. Похоже, я плачу. Удивительно, какую власть имеет музыка над нашими душами…
– Фабьен?
– Меня зовут… Нет, ничего, я слушаю.
– Простите меня.
– За что?
– Разве вы не понимаете? Простите меня за то, что я украл ваш успех.
– Быть может, вы сделали это не нарочно…
– Конечно, нарочно! Я завидовал вам, и сейчас говорю об этом. Я помню, как я впервые прочитал ваш роман… О, я плакал, как плачу сейчас. Мне кажется, я никогда не читал ничего хоть отчасти столь же прекрасного.
– Мне очень приятно слышать это от вас.
– А вы должны меня ненавидеть! Никто не имеет права красть чужие творения!
– Не расстраивайтесь так, месье. Хотите еще выпить? Это вас успокоит.
– С радостью. In vino veritas, как говорится…
– Истина в вине, – переводит он.
– Хм… хорошо. Мне нравятся образованные молодые люди.
Поскольку я больше не могу поднять бокал к губам, он помогает мне. Заботится, будто мать, которая кормит детеныша. Он склоняется надо мной. Его лицо тонет в тумане. Я вижу лишь очки и всклокоченные волосы.
Chi l’anima mi lacera? Chi m’agita le viscere? [26]
Музыка выкручивает мои барабанные перепонки. Я трепещу всем своим существом. Доведенный до предела, Дон Жуан издает крик отчаяния, и ад разверзается пред ним. В гостиной снова наступает тишина.
– Я знал, что в конце концов ты вернешься…
– Правда?
– Да. Я знаю, что ты умер, но Командор тоже был мертв. Я очень сожалею о том, что сделал… Ты простишь меня, Фабьен?
– Если ваши сожаления искренни, конечно, я вас прощаю.
– Я никогда не говорил искреннее, чем сейчас, поверьте мне. Я так много лгал в жизни, так манипулировал людьми, чтобы получить желаемое… Не говоря уже о… не говоря уже о том ужасном убийстве, которое я совершил. Знаете, в конце концов я не получил от него такого уж большого удовольствия. Неподходящая цена человеческой жизни.
С приливом энергии я беру бокал и выпиваю его до дна.
– Я знаю, как загладить свою вину, Фабьен. И тогда вы больше не будете сомневаться в моих добрых намерениях.
– Как?
– Я верну вам вашу рукопись – это меньшее, что я могу сделать.
– Вы сохранили ее?
– Разве хватило бы у меня смелости уничтожить оригинальную версию вашего шедевра?
– Где она сейчас?
