Кейт Саммерскейл - Подозрения мистера Уичера, или Убийство на Роуд-Хилл
Миссис Дэлимор привела и иные реплики Элизабет Гаф, звучавшие довольно подозрительно, — например, утверждение, что водопроводчик ничего не найдет в туалете, а также что Сэвил — большой выдумщик.
Мистер Рибтон, адвокат Элизабет Гаф, попытался поставить под сомнение достоверность показаний миссис Дэлимор саркастическими замечаниями насчет ее «удивительной памяти», а также другими высказываниями в том же духе. Скажем, миссис Дэлимор заметила, что фланельки носят не только молодые женщины, но и пожилые, и не отличающиеся особым здоровьем. «Я и сама ношу такую». Это вызвало взрыв смеха в зале, усилившегося при словах Рибтона: «Ну, о вашем возрасте, мэм, я спрашивать не решаюсь».
Подобное легкомыслие в зале суда показалось миссис Дэлимор совершенно неуместным.
— Я нахожу, что такое серьезное дело не следует превращать в повод для насмешек, — сказала она. — Меня это прямо в ужас приводит.
— А вы, смотрю, человек чувствительный, — заметил Рибтон.
— Это верно, сэр. Полагаю, что и вы тоже.
— Ладно, не надо нас стращать всякими ужасами. Так как насчет нагрудной фланельки? Она вам подходит?
— Да, сэр.
— Хорошо подходит?
— Да, сэр.
— Так вы что, все время носите ее? — Этот вопрос вызвал очередной взрыв смеха в зале.
— Послушайте, сэр, мы ведь о серьезных вещах говорим. Об убийстве.
Миссис Дэлимор являла собой живое воплощение образов героинь литературы XIX века: детектив-любитель, каких изображали У. С. Хэйворд в романе «Послужной список сыщицы» (1861) и Эндрю Форрестер в романе «Женщина-детектив» (1864). Ее расследования, напоминающие интеллектуальные опыты миссис Баккет в «Холодном доме», выдают тот же энтузиазм и склонность к расследованиям, как и деятельность ее мужа полицейского и его коллег. Только инспектор Баккет отзывается о своей жене с чрезвычайным почтением («дама, одаренная природным гением детектива»), а миссис Дэлимор все считают сплетницей и дурой. В принципе детективный талант воспринимался как специфически женское достоинство — женщины наделены «врожденным даром наблюдательности», пишет Форрестер, а также способностью к дешифровке увиденного. Но на практике женщину, любящую заниматься расследованиями, воспринимали как близкую родственницу миссис Снегсби из того же «Холодного дома», чья ревнивая любознательность побуждает «обшаривать по ночам карманы мистера Снегсби, тайно читать его письма, подсматривать в окна, подслушивать за дверьми, а затем связывать одно наблюдение с другим, только не теми концами, какими следует».
Выступая в четверг с заключительным словом, Рибтон заявил, что «не часто в своей юридической практике сталкивался со столь постыдным поведением со стороны свидетеля, какое продемонстрировала миссис Дэлимор, явно стремившаяся, помимо всего прочего, поселить во всех присутствующих ужас, заставить их опасаться за свою жизнь, свободу, достоинство». По сути дела, миссис Дэлимор заменила Уичера в качестве соглядатая. Что касается противоречий в показаниях Элизабет Гаф, связанных с одеялом, то Рибтон объяснил их тем, что, заметив его отсутствие еще рано утром, она затем в суматохе и треволнениях дня совершенно об этом забыла. От фланельки же он вовсе отмахнулся, заметив, что, подходит ли она Элизабет или нет, к преступлению эта вещица вообще может не иметь никакого отношения.
Под бурные аплодисменты публики суд освободил няню при условии, что ее родные внесут сто фунтов стерлингов залога, на тот случай если она понадобится для дальнейших показаний. Эта сумма была внесена ее дядей, который затем отвез племянницу домой. Они успели на поезд, отходящий из Троубриджа и прибывающий на вокзал Паддингтон Лондона. По пути на каждой остановке собирались люди и с любопытством заглядывали в окно вагона.
«Если бы покойный Эдгар Аллан По решил сочинить очередную детективную новеллу, — писала через два дня после освобождения Элизабет Гаф лондонская „Таймс“, — то вряд ли нашел бы материал более странный и запутанный… Сегодня обстоятельства дела не более ясны, чем в самом начале. Стоит встретиться трем или четырем людям, и будет выдвинуто столько же версий преступления… Все охвачены волнением… Всем не терпится проникнуть в тайну детоубийства».
На следующий день такого рода волнения охватили дом Кентов… В воскресенье, 7 октября, вблизи него появились шестеро всадников. Щегольски одетые, они смеялись, курили и перебрасывались шутками. Увидев в окне девушку, они дружно воскликнули: «А вот и Констанс!» При виде Сэмюела Кента все шестеро соскочили на землю.
В тот же день, немного позднее, мистера и миссис Кент, направлявшихся в церковь Иисуса Христа, атаковала вопросами толпа, собравшаяся вдоль дороги: «Кто убил мальчика? Кто убил ребенка?» Миссис Кент едва не упала в обморок. После того как с дома было снято наружное наблюдение, «любопытствующие соседи благородного звания», свидетельствует «Сомерсет энд Уилтс джорнэл», стали появляться поблизости чуть ли не каждый день. Другая газета, «Вестерн дейли пресс», отмечает, что по воскресеньям Сэмюела сопровождали в церковь двое полицейских. «Манчестер икзэминер», выделяя еще один тип любителей острых ощущений, утверждает, что Констанс Кент получила несколько предложений руки и сердца. Правда, «Сомерсет энд Уилтс джорнэл» вносит поправку: «Она получила бесчисленное количество приглашений от незнакомых людей, в том числе и от аристократов, навестить их». Не отрицая возможной виновности Констанс, эта газета тем не менее упорно утверждала, что, выдвинув против девушки столь серьезное обвинение, Уичер, возможно, совершил преступление даже более тяжкое, нежели само убийство: «Если мистер Уичер ошибается, то, вне всяких сомнений, мы имеем дело с преступлением, превосходящим своей тяжестью убийство Фрэнсиса Сэвила Кента, преступлением, последствия которого будут отравлять жизнь этой бедной девушке, Констанс, до конца ее дней».
Меж тем местная полиция не оставляла в покое Элизабет Гаф. В конце октября суперинтендант Вулф довел до сведения Скотленд-Ярда слух, будто в свое время она была уволена со службы в Найтсбридже за то, что «привечала солдат». В ответ Уичер односложно заметил, что эта информация «не соответствует действительности» — никаких свидетельств, что Элизабет Гаф нанималась на работу в этом районе Лондона, не обнаружено. Несколько недель спустя выяснилось, что служанка по имени Элизабет Гаф, приметная тем, что у нее не хватало переднего зуба, действительно была уволена «за неподобающее поведение» из одного дома в Итоне, графство Беркшир. Хозяин дома, продолжает Уичер, поехал в Айлворт и, встретившись с Элизабет в семейной булочной, заявил, что у него работала совсем другая девушка.
