Рекс Стаут - Слишком много женщин
Хофф провел языком по губам и нервно сглотнул.
— Вы подготовили доклад. Он в вашем кармане.
— Да, сэр, — Я взялся за лацканы и широко распахнул пальто. — В правом кармане находится доклад. Слева под мышкой — кобура с моим автоматическим «уэмбли». Все на своих местах.
Кобура его не впечатлила. Хоффа интересовал карман. Затем он посмотрел мне прямо в глаза. Его взгляд не был таким пронизывающим, как у Вена Френкеля, но смотрел он твердо.
— Что вы хотите заставить сделать мисс Ливси? — спросил он.
Я покачал головой:
— Это пусть решает она сама. Может быть, мы просто хотим проучить ее. Ведь нехорошо отрицать факты.
— Она, — он снова провел языком по губам, — она сказала правду.
— О'кей, парень. Вам лучше знать.
— Я знаю. Я небогатый человек, Гудвин. Когда речь идет о деньгах, я не могу говорить о больших суммах. Мне приходится считаться с реальным положением вещей. Я дам вам пять тысяч долларов наличными; я могу достать их завтра, если вы подумаете еще раз и решите, что вы неправильно ее поняли. Это будет нетрудно, вам не нужно будет забирать доклад назад: вы можете просто сказать, что неправильно ее поняли.
— Я не могу, даже за пять кусков.
— Но я… — он остановился, чтобы подумать: — Сколько?
— Вопрос не в деньгах. Я не люблю деньги. Они загибаются на углах. Я мог бы еще подумать, если бы мисс Ливси сейчас пришла сюда или пошла бы со мной к Вульфу и мы получили бы от нее стоящую и правдивую информацию. При условии, что у нас будут гарантии, что информация полностью правдива.
— Она сказала вам правду.
— Вам лучше знать.
Хофф замолчал. Его пальцы медленно сжались в кулаки, но явно не с намерением напасть или сокрушить что-либо. Некоторое время они были сжаты, затем непроизвольно расслабились.
— Ради Бога, — сказал он умоляющим голосом. — Неужели вы не видите, что вы делаете? Неужели не понимаете, какой опасности вы ее подвергаете? — Он почти хныкал. — Вы же знаете, что случилось с Нейлором. Неужели вам не ясно, что теперь ее жизнь находится в опасности? Какой же вы хладнокровный негодяй!
Я наклонился вперед и похлопал его по колену.
— Послушай, друг, — сказал я медленно и отчетливо, — дело обстоит именно так, как ты думаешь. Тут все завязано. Нравится тебе это или нет.
Он дернулся в сторону, как будто мои пальцы были усеяны микробами, отодвинул стул, встал и вышел из комнаты.
Мне показалось, что этого было достаточно, чтобы оправдать наш риск, поэтому, проследив, как Хофф пересек зал и зашел в комнату Эстер, я направился по проходу к углу, где находились телефонные будки.
Я кратко информировал Вульфа о том, что случилось, и спросил, должен ли я пересказывать ему подробности по телефону. Он сказал, что это может потерпеть до моего возвращения домой, а затем стал расспрашивать меня о разных вещах, противореча сам себе. Он в гораздо большей степени, чем я, считал, что все идет как надо. Наконец он отпустил меня. Когда я возвращался по проходу к себе, три сотни машинисток перестали стучать по клавишам и уставились на меня. Этого было достаточно, чтобы мое тщеславие было полностью удовлетворено.
Дойдя до двери моей комнаты, я остановился, но не затем, чтобы растянуть удовольствие для моих зрительниц. Дверь была закрыта, а я был уверен, что оставлял ее широко открытой. Я открыл дверь, вошел в комнату и закрыл ее за собой, поскольку увидел, что там была Эстер Ливси.
Я сделал один шаг, а она — два, и ее правая рука взяла мою левую руку.
— Прошу вас, — сказала она, подняв ко мне лицо.
— Просите? О чем? — спросил я твердо.
— Пожалуйста, не делайте этого! — ее рука отпустила мою руку. — Не делайте, пожалуйста!
Я стоял не двигаясь, не предлагая оставить мою руку в покое и не делая никаких движений, которые свидетельствовали бы о том, что я ощущаю неудобство от ее прикосновения. Лицо Эстер было так близко, что я видел, какие черные у нее зрачки. Близость эту создала она сама, и поскольку близость эта устраивала ее, постольку она устраивала и меня.
— Я ничего не делаю, — сказал я. — Я думаю, что вы прекрасны…
— Делаете! Вы клевещете на меня! Вы намеренно распространяете обо мне ужасную ложь!
Я кивнул:
— Конечно. — Дыхание ее меня почти волновало. — Вы никогда не встречали Саула Пензера, не правда ли?
— Кто… кого… вы просто…
— Саула Пензера. Это мой друг и лучший сыщик на земле. Он видел вас в тот вечер с Нейлором. Поэтому это вы лжете. Я восхищаюсь вами настолько, что хочу делать все, что делаете вы, и я не перенесу, если не добьюсь своего. Поэтому я солгал.
Мисс Ливси убрала руки и сделала шаг назад.
— Теперь я чувствую себя лучше, — сказал я.
— Вы признаете, что это ложь, — шепнула она.
— Ради вас, безусловно. Но не ради других. Это наш первый общий секрет, о котором знаем только мы с вами. Если ваша нелюбовь ко мне такова, что мы можем иметь общие секреты, то это поправимо. Мы можем пойти к Нирс Вульфу и сознаться, что оба солгали, и сказать ему правду Пойдем?
Эстер тяжело дышала — так же волнительно, как, ве. роятно, и всегда, но я уже не находился так близко к ней чтобы насладиться этим.
— Вы это серьезно, — сказала она без вопросительной интонации.
— Я всегда серьезен, когда говорю. Пойдемте к мистеру Вульфу и покончим с этим вопросом.
— Я подумала… я подумала — вы… — она остановилась. Ее голос был готов задрожать, но подбородок оставался твердым. — Вы ужасный человек. Я подумала — вы ужасный человек!
Она не спеша пошла к двери, открыла ее настежь и вышла.
В тот вечер в четверть двенадцатого в кабинете Вульфа зазвонил телефон. Я поднял трубку, и голос Фреда Дэркина сказал мне:
— Свет погас, значит, она спокойно легла спать. Ради Христа, Арчи, ты ведь не хочешь, чтобы я…
— Хочу, — сказал я твердо, — и хочет Ниро Вульф. Инструкции ты получил. Тем более, что это твоя работа! Терпи и наблюдай хорошенько.
Я повесил трубку и сказал Вульфу:
— Фред говорит, что свет погас. Мне стало легче, и я могу в этом признаться. Я собирался жениться на ней, если бы в этой чертовой лжи у нее не было таких партнеров, как Хофф, моя же ложь меня совсем не беспокоит. Думаю, сегодня мне будут сниться кошмары.
Вульф даже не хрюкнул.
Хотя я знаю Вульфа гораздо лучше, чем кто-либо, я бы не мог сказать, почерпнул ли он из моего доклада за тот день какие-нибудь ожидаемые сведения, которые можно было бы считать словами или действиями. Сидя неподаижно, закрыв глаза и откинувшись на спинку кресла, он все выслушал с вниманием, которого заслуживала моя информация, и задал массу вопросов. Он хотел даже знать, что сказала мисс Абраме, секретарша с тридцать шестого этажа, когда я вручал ей доклад для передачи Пайну. Я передал доклад в 4.30, как обычно, и, по ее словам, Пайн был в это время занят, но она божилась, что он получит доклад до конца рабочего дня.
