Чарльз Сноу - Смерть под парусом
— И он спокойно во всем разобрался, — с удовольствием прибавил я.
— Не так уж спокойно, — запротестовал Финбоу. — Не часто встретишь столь шумных людей.
— Как бы то ни было, разобрался. Забавно, что мы все время подозревали Эвис или Тоню в убийстве Роджера. Теперь это выглядит абсолютной нелепостью.
— Забавно, — согласился Финбоу.
— Полагаю, вы даже не рассматривали версию о самоубийстве. Я сам бы ни за что не догадался, хотя хорошо знал Роджера, — сказал я.
— И мысли такой не было.
— Не важно. Устроим в бунгало небольшую вечеринку.
Я чувствовал, что готов полюбить весь мир.
— Странно. — Финбоу прислонился к стене и постучал пальцем по сигарете, стряхивая пепел. — Вообразите человека, решившегося на такой поступок. Представьте себе, что он так обозлился на кого-то, что готов убить себя, лишь бы навредить ему — или ей. Наш герой не идет обычным путем, а направляет подозрения непосредственно на своего врага, желая, чтобы того обвинили в убийстве. Ему известно, что у того, на кого он указывает, есть очевидный мотив. Поэтому он обставляет свою смерть таким образом, чтобы все выглядело как настоящее убийство, а подозрение пало на нескольких человек. Представьте, как в последнее утро он стоит, сжимая в руке пистолет с привязанным грузом, который утянет оружие на дно, не оставив сомнений, что убийца — один из пассажиров яхты. Вообразите, с каким злорадством он представляет, как Эвис — полагаю, именно ее он хотел погубить — в конечном итоге вычисляют, обвиняют и, плачущую, уводят, чтобы сунуть в петлю ее хорошенькую шейку. Вообразите его радость, когда он, закончив подготовку, спускает курок и умирает с улыбкой на лице.
— А потом пистолет падает за борт… Все остальное мы уже знаем, — прибавил я.
— Пистолет падает за борт, оставляя царапину в том месте, где шнур врезается в краску. О, я уверен, что на яхте остался след от шнура, — продолжил Финбоу, а затем тихим, напряженным голосом произнес — Та-ак! Очень умно!
— Роджер был умным человеком, — согласился я.
— Боюсь, я имел в виду не столько Роджера, — спокойно поправил меня Финбоу, — сколько человека, который его убил.
Глава 17
Пятеро приятных людей испытывают облегчение
Эти слова как громом поразили меня. Целый час я испытывал радостное возбуждение при мысли, что мир в нашей компании будет восстановлен и нам больше нечего бояться. Финбоу одной фразой уничтожил мою надежду.
— Человек, который его убил? — растерянно переспросил я. — Вы не верите в самоубийство?
— Разумеется, нет, — ответил Финбоу. — Хотя эта версия может оказаться удобной для властей.
Я с тоской посмотрел на дорогу: приближался автобус.
— Да нет же, это очевидное самоубийство. Вспомните о судовом журнале! — Мной овладело отчаяние. — Какого дьявола убийца стал бы привязывать судовой журнал к пистолету?
Улыбнувшись, Финбоу поднялся в автобус и вытянулся на сиденье.
— Мой дорогой Йен, — начал он свою речь. — Возможно, вы помните, как несколько дней назад я говорил, что невозможно иметь все материальные факты или все психологические факты. Разумеется, это банальность и, подобно большинству банальностей, неопровержима. Тогда я сказал, что поверю в самоубийство Роджера, если его видели двадцать восемь заслуживающих доверия свидетелей, и попытаюсь понять, какой психологический факт от меня ускользнул, поскольку в данный момент предположение о том, что Роджер мог покончить с собой, абсолютно невероятно. Но у нас нет двадцати восьми надежных свидетелей, которые поклянутся, что Роджер застрелился. Вместо них имеется одна улика, напомнившая Биррелу об одном весьма изобретательном способе мести — в виде самоубийства. Естественно, наша улика должна была ассоциироваться с этим способом. С другой стороны, масса психологических фактов делают самоубийство Роджера крайне маловероятным. Понимаете, кончают жизнь самоубийством очень немногие, причем они, как правило, не принадлежат к жизнерадостным, оптимистичным и успешным людям с растущей практикой на Харли-стрит.
— Обычно ваши рассуждения отличаются большей осторожностью, — заметил я. — Роджера не назовешь очень успешным — вероятно, он понимал, что Уильям скоро отберет у него славу, и мог чувствовать себя несчастным из-за Эвис. Знаете, не очень приятно быть влюбленным в девушку, которая не отвечает тебе взаимностью.
— Это не причина для самоубийства. — На губах Финбоу мелькнула улыбка. — Вероятно, Роджер страдал из-за любви к Эвис, но я уверен: его не покидала надежда, что Эвис все же любит его. Понимаете, Йен, почти любому человеку труднее всего понять, что тот, кого он любит, не испытывает к нему ответных чувств. Даже самые рассудительные удивительным образом умудряются обманывать себя. Одни придумывают разнообразные объяснения, почему девушка не открывает своих чувств. Другие даже признают, что их не любят, — но только на словах. Полагаю, это справедливо для всех. Даже для самых закоренелых реалистов вроде меня. — Мне показалось, что по его красивому лицу пробежала тень. — И еще в большей степени для такого мужчины, как Роджер, — жизнерадостного, нечестного по отношению к себе и другим и, кстати, привыкшего пользоваться успехом у женщин. Я не делаю никаких выводов. Просто совершенно очевидно, что большую часть времени Роджер не сомневался: рано или поздно Эвис придет к нему и скажет, что уже давно любит его.
Я был вынужден признать, что гипотеза Финбоу об отношении Роджера к Эвис полностью соответствует тому, что я собственными глазами наблюдал в течение последнего года. У меня оставался еще один, последний аргумент.
— А как насчет Уильяма? Роджер должен был бояться его.
— Роджер, несомненно, боялся Уильяма, — с улыбкой ответил Финбоу. — Но тут он мог многое предпринять — и предпринял бы, — прежде чем обращаться к такому средству, как самоубийство. Вы же понимаете, что все карты были на руках у Роджера; у него прочная репутация, а люди с огромным уважением относятся к репутации, даже если подозревают, что ее обладатель не так хорош, как о нем говорят. Нет, если бы каждый врач или ученый, подобный Роджеру, сводил счеты с жизнью из-за молодого соперника, уровень смертности среди врачей и ученых был бы чрезвычайно высок; в действительности же молодому сопернику позволяется очень медленно завоевывать признание. Затем весь процесс повторяется уже в отношении его молодого соперника, и так будет продолжаться, пока наше общество не придет к «Утопии», описанной у мистера Уэллса.
— Но в жизни Роджера могли быть обстоятельства, о которых вы ничего не знаете, — задумчиво произнес я.
