Найо Марш - Смерть пэра
— Тогда получается, — сказал Аллейн, — что они прибыли в Лондон только ради посещения этого дома?
— Мне кажется, да, сэр.
— И где вы должны были провести ночь?
— В городской резиденции его светлости, — манерно сказала Диндилдон. — Браммелл-стрит, двадцать четыре, Парк-лейн.
— А слуги были предупреждены? Ведь вы так внезапно приехали.
— В доме живут несколько самых необходимых слуг, — ответила Диндилдон. — А как же иначе? — добавила она.
— Вы не знаете, почему был предпринят этот визит?
— Его светлость вчера получил телеграмму.
— От лорда Чарльза Минога?
— Мне кажется, да.
— У вас есть какое-то представление о том, зачем лорд Чарльз хотел видеть своего брата?
Выражение лица Диндилдон стало еще более неодобрительным, если такое возможно. Аллейн подумал, что мисс Диндилдон не настолько непроницаема для сплетен, как кажется, потому что за ее неодобрением проглядывало самодовольство.
— Ее светлость, — сказала она, — упомянула, что это должен был быть деловой визит. Гм…
— А вы знаете, что это было за дело?
— По дороге, — сказала Диндилдон, — этот вопрос всплыл в беседе между его и ее светлостью.
— И?
— Я сидела впереди с мистером Хихиксом и не уловила всей беседы, за исключением нескольких слов.
— И все же вам удалось понять…
— Разумеется, — подчеркнула Диндилдон, — я не прислушивалась.
— Конечно нет.
— Но его светлость повышал голос время от времени и сказал, что не сделает того, чего от него ждет его брат.
— И что это было, вы знаете?
— Это касалось денежных вопросов.
На губах Диндилдон появилось нечто весьма похожее на издевательскую ухмылку.
— Что за денежные вопросы?
— Обычное дело. Он хотел, чтобы его светлость за него заплатил.
Больше из нее не удалось вытянуть ни слова на эту тему. Она не выражала нежелания отвечать на вопросы Аллейна, но и не интересовалась ими. Он стал гадать, было ли в ней хоть какое-то теплое чувство, хоть какая-то привязанность. В качестве эксперимента он свел разговор на леди Вутервуд и обнаружил, что Диндилдон была у нее в услужении уже пятнадцать лет. Она жеманно сказала, что ее светлость всегда была к ней очень добра. Аллейн вспомнил тусклые глаза и отвисший подбородок миледи и подивился, где могла прятаться эта доброта. Он спросил, не заметила ли Диндилдон каких-нибудь перемен в поведении ее светлости. Та вяло ответила, что ее светлость всегда была одинакова: очень добра, и все.
— Она щедрая? — отважился спросить Аллейн. Да, оказалось, что ее светлость всегда была очень щедрой и внимательной. Нажав на Диндилдон посильнее, Аллейн спросил, не заметила ли она у леди Вутервуд какой-либо умственной нестабильности. От этого вопроса Диндилдон мгновенно захлопнулась, как устричная раковина, и на все следующие вопросы либо отвечала отрицательно, либо не отвечала вовсе. Она не считала поведение леди Вутервуд странным. Она не могла сказать, интересуется ли леди Вутервуд потусторонними явлениями. Нет, леди Вутервуд не принимает никаких лекарств. Отношения леди Вутервуд с ее мужем ни в чем не выходили за рамки обычных. Она не могла сообщить, в каком таком санатории лежала леди Вутервуд. Она не заметила в поведении леди Вутервуд несколько минут назад ничего странного или необычного. Ее светлость расстроена, заявила Диндилдон, а люди часто ведут себя несдержанно, когда бывают расстроены. Это ведь естественно.
— Это потому вы делали знаки сиделке через плечо ее светлости? — спросил Аллейн.
— Ее светлость страдает от последствий шока, — проронила Диндилдон в приливе относительной откровенности. — Ее никак нельзя беспокоить вопросами. Я знала, что ей надо быть в постели.
То же самое продолжалось, когда они перешли к теме покойного лорда Вутервуда. По словам Диндилдон, это был чрезвычайно тихий джентльмен. Она не сказала бы, что он был скуп, но и щедрым она его тоже назвать не смогла. Она не могла сказать, относился ли он к своей жене с пониманием.
При помощи поразительной скупости на слова Диндилдон сумела создать у Аллейна впечатление, что он свалял с ней дурака, и Аллейну оставалось только признаться в этом. Наконец инспектор истощил свой запас вопросов и сидел, молча глядя на эту удивительно раздражающую его женщину. Внезапно он поднялся, обошел стол и остановился возле нее. В отличие от большинства высоких мужчин Аллейн владел искусством быстрых и плавных движений. Диндилдон настороженно окаменела на краешке стула.
— Вы, разумеется, понимаете, что лорда Вутервуда убили? — спросил Аллейн, глядя в упор на упрямую горничную.
Она побледнела.
— Вы это знаете? — повторил Аллейн.
— Все так говорят, сэр, — отозвалась Диндилдон, избегая его взгляда.
— Это кто же «все»? Вы были с леди Вутервуд с того момента, как это произошло. Это она сказала, что ее мужа убили?
— Так сказала сиделка.
— Сиделка говорила вам, как он умер?
— Да, сэр.
— Повторите, пожалуйста, ее слова как можно точнее. Диндилдон облизнула губы.
— Сиделка говорила, что ему нанесли рану ножом.
— Каким ножом?
— Я хотела сказать — тесаком для мяса.
— Как это было сделано?
— Сиделка сказала, что его светлость закололи в глаз.
— Кто это сделал?
Диндилдон уставилась на инспектора.
— Вы меня прекрасно слышали, — сказал Аллейн. — Кто убил лорда Вутервуда?
— Не знаю. Я ничего об этом не знаю.
— Вы понимаете, что его убил кто-то, кто был в этой квартире.
— Так сказала сиделка.
— Так и есть. Вы понимаете, что, если вы можете доказать, что никоим образом не могли вонзить нож в глаз лорду Вутервуду, вам надо немедленно это сделать.
— Но я ведь уже сказала… Я сказала, что была уже внизу, когда он во второй раз позвал ее светлость.
— Откуда мне знать, правда ли это?
— Мистер Хихикс должен был это слышать. Он знал, что я иду сзади. Спросите мистера Хихикса.
— Я его спрашивал. Он не помнит, что слышал, как лорд Вутервуд кричал во второй раз.
— Но он действительно звал жену во второй раз, сэр. Я говорю вам, что слышала его. Наверное, мистер Хихикс был уже далеко. Я спускалась за ним следом.
— И вы говорите, что не встретили никого и никого не видели, пока шли по коридору, через прихожую и по лестничной площадке?
— Только мистера Хихикса, сэр, но он меня не заметил. Я только мельком увидела его спину, когда он начал спускаться по лестнице, и спину мастера Майкла, когда он пошел во вторую квартиру. Перед Богом говорю, что это правда.
— А вы довольно говорливы, когда дело касается вашей собственной безопасности, — подняв бровь, заметил Аллейн.
