Жюль Мари - Выстрел (сборник)
— Конечно. Ведь она только племянница, она и права не имеет рассчитывать на это. Я понимаю…
— Не в этом дело, — возразил лорд Чарнворт. — К этому решению я пришел не из недостатка привязанности к ней. Я буду с вами откровенен. Я бы дал за ней большое приданое, если бы рассчитывал, что проживу на свете еще долго. Я не стану утомлять вас разными медицинскими терминами, но, полагаю, вы слышали о том, что у меня уже был удар. Я не скажу, что опасность близка, но ее всегда можно ожидать, каждую минуту. Если я умру, все должно перейти к моему племяннику Морису — и имения, и титул, и капиталы. Согласитесь, что если я сейчас дам за Жоржианой приданое, то у Мориса может появиться повод, во-первых, говорить, что я его разорил, и во-вторых — оспаривать у сестры приданое через суд, так как дядя по закону не обязан давать за племянницей приданого. Другое дело — если я умру. Тогда Жоржиана явится уже не одаряемой, а наследницей в полной и законной мере, а это составит изрядную сумму. Вот почему я и счел необходимым по части приданого избежать всего, что может быть признано в один прекрасный день ничего не стоящим. Поняли?
— Понимаю, сэр, и благодарю вас за доверие. Надеюсь, что вы проживете еще долгие годы.
Жестом руки лорд прервал пожелания молодого человека.
— Прекратим говорить об этом. Итак, вы согласны взять Жоржиану в жены на таких условиях?
— Более чем согласен! Боюсь только, что она не согласится…
— Уж не отказала ли она вам?
— Нет-нет! Я еще не говорил с ней об этом. Я боялся, что у меня нет ни малейшего шанса.
Лорд Чарнворт пристально посмотрел на него.
— Я почувствовал бы себя очень легко, — сказал он, — если бы узнал, что Жоржиана согласилась стать женой такого человека, как вы. Так пойдите же и спросите ее сами.
— А вы думаете, сэр, из этого что-нибудь выйдет?
— Не знаю. Говоря откровенно, мне неизвестно, чувствует ли она к вам что-нибудь. Я уверен, что вы ей нравитесь, кроме того, думаю — нет, даже уверен, — что она не принадлежит никому другому. Почему бы вам не осведомиться у нее самой?
— А если она скажет «нет»?
— Тогда не принимайте этого «нет» за окончательный ответ. Поедемте с нами к морю. В следующем месяце я увожу ее на морские купания, ее и Мориса. Мы будем только одни, и если вы поедете туда же, то будете при ней неотлучно. Целых шесть недель ей не с кем будет обмолвиться словом, кроме вас, а ведь это, согласитесь, может сотворить чудеса! Итак, действуйте, попытайте счастья. И если вам не удастся, то уж тогда я поговорю с ней сам.
И, прежде чем сэр Патрик успел выразить свою благодарность, его бесцеремонно вытолкали из комнаты. Разговор между мужчинами продолжался так долго, что разочарованная мисс Стейси удалилась к себе, наверх. Что же касается Жоржианы, то она даже позабыла о том, что сэр Патрик был у них в доме, и очень удивилась при виде входящего к ней баронета.
— Простите, я помешал вам, мисс Уольден, — сказал он.
— Нисколько, — ответила она с любезностью, которую мисс Стейси назвала бы ужасной.
Что-то в тоне молодого человека подсказало Жоржиане, что сейчас должно произойти нечто важное, и она вздрогнула. Бывает момент, когда даже самая храбрая женщина чувствует страх перед самым боязливым мужчиной, и это случается тогда, когда мужчина готовится сделать предложение. Сэр Патрик сказал девушке то, что должен был сказать. Она кротко ответила, что продолжать говорить об этом бесполезно. Наступило молчание.
— Надеюсь, что я не обидел вас? — грустно спросил баронет.
— Обидели? Нисколько. Мне просто горько, — ответила она низким, печальным голосом, совсем непохожим на тот, которым всегда говорила. — Боюсь, что я заслужила укора. Я поощряла вас.
— Нет, вовсе нет! — воскликнул сэр Патрик с такой искренностью, что ей стало жаль его. — Наоборот, вы все время разочаровывали меня. Я даже и мечтать не смел о вашем согласии. Я отлично знал, что вы считаете меня недалеким и неинтересным.
— Пожалуйста, перестаньте говорить глупости. Умоляю вас, не думайте, что я настолько бессердечна. Я отношусь к вам не хуже, чем к любому другому мужчине. Не думайте также, что я люблю кого-нибудь. Я просто пришла к заключению, что всякая женщина должна строить свою судьбу сама, помимо брака. Ведь необходимость брака для девушки преувеличена. Я была бы вам признательна, если бы вы относились ко мне не как к женщине. Давайте останемся друзьями!
Сэр Патрик встал и поднял с пола упавшую перчатку.
— Извольте, — сказал он просто, — но знайте, что вам стоит только пошевелить пальцем, и я к вашим услугам.
Когда несколько минут спустя мисс Стейси сошла вниз, она увидела Жоржиану в слезах.
Жоржиана чувствовала легкий укор совести всякий раз, когда думала о прошлом своего дяди. В то, что этот человек, неизменно выказывавший к ней и Морису великодушие и доброту, мог совершить какой-то проступок, она не хотела верить. Но она знала, что он понес в свое время наказание, и так как принадлежала к той семье, из которой он был изгнан, то чувствовала некоторую ответственность за жестокий приговор, в свое время вынесенный лорду Чарльзу. Она, жалкая нахлебница, всю свою жизнь в полной мере пользовалась привилегиями близкой родственницы, тогда как он, настоящий наследник, провел эти годы в несправедливой ссылке, вдали от порядочного общества. Если бы он проявил ненависть ко всем, кто носил фамилию Уольденов, то это было бы, по ее мнению, вполне естественно. И эта глубокая, нежная привязанность, которую он оказывал в течение последних месяцев к сиротам своего брата, казалась ей чем-то удивительным и крайне великодушным.
Возможно, что и тот, о ком она так думала, в свою очередь, испытывал к ней те же самые чувства.
— Я очень рад, — сказал он ей однажды, — что ты ни разу не осведомилась, какой была моя жизнь на чужбине. Если человек проходит через подобный огонь и воду, на теле остаются рубцы. Я боюсь, что мне следовало убедить тебя и Мориса жить со мной врозь. Я предоставил бы в ваше распоряжение замок или другое имение, и вы жили бы там своей собственной жизнью вдали от такого человека, как я.
— Дядя! — воскликнула Жоржиана с негодованием. — Я была бы очень неблагодарной, Морис тоже, если бы мы хоть однажды подумали, что ваша прошлая жизнь дает нам право относиться к вам иначе. Напротив, мне часто бывает стыдно при одной только мысли, что вам пришлось испытать столько страданий в то самое время, когда мы пользовались вашей добротой.
Два или три раза, пока она говорила, лицо лорда судорожно передергивалось, однако он выслушал ее до конца.
— Нечего тебе стыдиться этого, — сказал он грустно. — Когда-нибудь, может быть даже очень скоро, вы узнаете, за что я был сослан в Китай. Это заставит вас отнестись ко мне иначе, чем теперь, но я уверен, что вы проявите ко мне сострадание. Упреки, которыми меня осыплют, когда моя история откроется, будут менее заслужены мною, чем ваше сострадание. Все, о чем я прошу тебя, это, когда меня не станет, попытайся думать, что, как бы плох я ни был, я ни разу не обидел тебя сознательно.
