Дэвид Дэвис - Шерлок Холмс против графа Дракулы (сборник)
Супруги, не говоря ни слова, почти одновременно кивнули.
– Да вы, мистер Трелони, и сами устроили здесь отменный спектакль, – весело усмехнулся Мельмот. – Браво!
– На этот раз самих обманщиков обвели вокруг пальца, – холодно улыбнулся мой друг. – Кстати, меня зовут не Амброз Трелони. Я – Шерлок Холмс.
История со спиритическим сеансом имела продолжение. Последний акт этой драмы разыгрался примерно неделю спустя у нас на Бейкер-стрит. Был поздний вечер – тот самый час, когда собираешься уже улечься в постель с хорошей книжкой. Всю вторую половину дня Холмс трудился над книгой об использовании фотографии при расследовании преступлений и пребывал в приятном, расслабленном настроении. Когда он работал, с губ его не сходила легкая улыбка, смягчавшая худощавое лицо. Я уже собирался пожелать ему спокойной ночи, как вдруг внизу кто-то позвонил в дверь.
– Для гостей слишком поздно. Значит, клиент, – озвучил Холмс мою мысль.
Несколько мгновений спустя к нам тихо постучали. На пороге стоял Себастьян Мельмот. Он был одет примерно так же, как и во время спиритического сеанса. В руке он сжимал бутылку шампанского. Холмс предложил ему сесть.
– Прошу прощения за столь поздний визит… Дело в том, мистер Холмс, что я уже давно собираюсь к вам заглянуть, но случай представился только сейчас.
Мой друг опустился в кресло и, сложив ладони, прижал их к губам.
– Вы меня заинтриговали, – с ленцой промолвил он.
Мельмот, практически не обращая на меня внимания, воздел бутылку шампанского в воздух так, словно это был его трофей:
– Это вам, мистер Холмс. Маленький подарок. В знак моей признательности. – Он поставил бутылку на пол у ног Холмса.
Мой друг изогнул бровь в немом вопросе.
– За то, что разоблачили этого негодяя, Хокшоу. Я слышал о нем массу лестных отзывов и потому искренне полагал, что наконец мне удалось отыскать настоящего медиума.
– Осмелюсь заметить, господин Мельмот, что ваша признательность излишня. Вы не бедствуете, родных и близких не теряли и вряд ли извлекли особую пользу из того небольшого спектакля, что я устроил в «Порубежном доме».
Ледяные глаза Мельмота загадочно сверкнули. Он подался вперед. Игра теней придавала его юному лицу что-то демоническое.
– Вы совершенно правы, мистер Холмс, я не бедствую, и деньги для меня значат мало. Вы не ошиблись и в другом: в последнее время мне не доводилось терять родных. И все же я более чем серьезно отношусь к своим изысканиям, а вы весьма успешно продемонстрировали мне, что одно из направлений, которое я рассматривал как весьма перспективное, на самом деле не заслуживает моего внимания.
– Позвольте спросить, а что именно вы изучаете? – промолвил я, более не в силах сдерживать свое любопытство.
Мельмот посмотрел на меня так, будто только что заметил мое присутствие.
– Я изучаю смерть, – тихо ответил он. – Жизнь после жизни.
Недоумение, проступившее на моем лице, вынудило его пояснить:
– Видите ли, доктор Уотсон, я ученый нового времени. Смерть – средневековая загадка, которую можно и д́олжно разгадать. Я не верю, что мы всю жизнь рвем жилы только для того, чтобы после смерти сгинуть, уйдя в небытие. Там, за порогом, что-то есть. Должно быть. Точно так же, как Оливер Лодж[13] и ему подобные, я считаю, что жизнь – это только начало, отправная точка. Я говорю не о рае Священного Писания, не о сказочных краях где-то там, на небесах, но о двери, миновав которую мы становимся бессмертными.
Мельмот распалил сам себя. Щеки его полыхали, на скулах играли желваки. Вскочив, он раскинул руки в стороны:
– Прогуляйтесь по Ист-Энду, джентльмены. Что вы увидите? Нищету, страдания, вырождение. Люди, обитающие там, живут в грязи и мерзости, ведут себя как животные. Это что, и есть жизнь? Да будет вам, джентльмены, там за порогом смерти наверняка что-то есть. И есть ключ. Ключ, который откроет главный секрет. Вы, Холмс, боретесь с болезнями общества, вы, доктор, врачуете телесные недуги. Пусть так, но меня интересует нечто иное, куда более важное.
– И вы полагаете, что вам под силу изменить естественное положение вещей, предопределенное самой природой? – спросил Холмс.
– То, что вы называете естественным, считают таковым исключительно в силу неведения, – покачал головой Мельмот. – Смерть естественна, окончание нашего существования – нет. Да, люди наивные искренне полагают, что похороны – конец всему. Почему они так считают? Да потому, что никто никогда не ставил это под сомнение! Человечество до сих пор сидело бы в пещерах, если бы не они – сомневающиеся, те, кто не желает принимать существующее положение вещей как данность и постоянно раздвигает горизонты познания. Я не верю, что смерть – это конец. Ее тайной можно овладеть, и это непременно случится. – Неожиданно молодой человек оборвал себя, будто бы испугавшись, что сболтнул нам лишнее. Его лицо расплылось в широкой неприятной улыбке. Тихим, свистящим шепотом он прошипел, словно змея: – И уж поверьте мне, джентльмены, я прав. На этой фразе он низко, по-театральному поклонился и выскользнул из комнаты.
– Он безумен, – промолвил я, вслушиваясь в звуки шагов, доносившиеся до нас с лестницы.
– Боюсь, все далеко не так просто, Уотсон, – отозвался Холмс и задумчиво воззрился на каминную решетку, за которой алели угли.
Глава первая
Визит инспектора
Как вы помните, многие – я в том числе – нередко утверждали, что гений частного сыска Шерлок Холмс выступал неизменным защитником закона и порядка. Однако, оглядываясь назад, я вынужден признать, что подобное утверждение справедливо лишь отчасти. Преступление как таковое действительно завораживало Холмса, но, когда дело доходило до расследования, мой друг проявлял крайнюю избирательность. Не раз и не два я был свидетелем того, как Холмс, невзирая на все уговоры и мольбы, отказывался взяться за то или иное дело исключительно потому, что ему оно представлялось слишком простым, а значит, скучным. Моего друга занимали только головоломные преступления. Как бы ни нравилась Холмсу работа детектива сама по себе, она непременно должна была обещать что-то необычное. В противном случае расследование не представляло для Холмса никакого интереса.
Весной 1896 года Холмс достаточно долго сидел без дела и потому ежедневно внимательно изучал газеты, надеясь, что ему подвернется какая-нибудь увлекательная шарада в его вкусе. Каждое утро, надеясь чем-нибудь занять его деятельный ум, я пытался привлечь его внимание то к одному, то к другому преступлению, способному, с моей точки зрения, увлечь моего друга.
– Уотсон, – всякий раз пренебрежительно морщился Холмс, – те дела, которые представляются вам загадочными и, по вашему мнению, могут оказаться для меня крепкими орешками, на самом деле таковыми не являются. «Музыкант театра-варьете найден задушенным в гримерной». Ну что тут интересного? Обычная зависть. Не сомневаюсь, это дело расщелкает за день даже Скотленд-Ярд.
