Сэйси Ёкомидзо - Деревня восьми могил
Экспертиза не потребовала от доктора Араи много времени. Коумэ-сама была задушена, а потом с кручи ее труп сбросили в бездну. Она была древняя, иссохшая, и, кто бы ни был преступник, придушить ее конечно же не составило особого труда.
Инспектор Исокава с двумя подчиненными пошли осматривать место, где была задушена старушка, и там один из полицейских обнаружил важную улику.
— Господин инспектор, вот что я нашел наверху, — сообщил он.
— Э-э? Это…
Коскэ Киндаити подошел, взял из рук инспектора охотничью шапку и, осмотрев ее, воскликнул:
— Да это ж шапка доктора Куно! Ведь так, Тацуя-сан?
— Похоже на то…
— Ну да. Конечно же. Доктор Араи, вы узнаете?
Доктор Араи пробормотал что-то невразумительное, но по выражению его лица было видно, что он согласен с Киндаити.
Мы переглянулись.
— Выходит, что доктор Куно скрывается где-то здесь, в пещере, — заключил полицейский.
— Ну да, конечно. Поэтому я и говорил, что сейчас главное — как следует осмотреть пещеру. О, вот еще что-то. — Коскэ Киндаити извлек из-под подкладки охотничьей шапки маленький клочок бумаги, поднес его к свету и присвистнул.
— Киндаити-сан, что там написано? — спросил инспектор.
— Вот, посмотрите, господин инспектор. Этот листочек — продолжение той записи, которую Тацуя-сан обнаружил около трупа монахини Байко. — И Киндаити протянул листочек инспектору.
Мне тоже потом показали его. Это действительно было продолжение той самой записи, которую я обнаружил в келье монахини Байко. На вырванном из блокнота листке кистью были начертаны иероглифы: «Близняшки Котакэ-сама и Коумэ-сама». Имя «Котакэ» было подчеркнуто сверху красными чернилами.
— Фууу… — тяжело вздохнул инспектор. — Киндаити-сан, это все-таки почерк доктора Куно.
— Да-да, правильно.
— А как тогда все это понимать? Тацуя-сан подтверждает, что убита Коумэ-сама, хотя тут подчеркнуто имя Котакэ.
— Мне тоже это кажется странным. Но две старушки так похожи, что, возможно, он принял Коумэ за Котакэ. А может, ошибки и нет, а просто ему было все равно, кого убивать. Не важно, кого из близняшек. Любую из них, — предположил Киндаити.
— Вот как… Так, Киндаити-сан, вы полагаете, что доктор Куно скрывается где-то в этой пещере? — спросил инспектор.
— Да. Поэтому, господин инспектор, следует тщательно обыскать ее.
— Да, пожалуй, хотя пещера огромная и нет стопроцентной уверенности, что Куно скрывается именно в ней.
— Конечно, он в пещере. Несомненно. Больше ему негде скрываться.
В словах Киндаити ощущалась такая уверенность, что мои мысли тут же устремились в новое русло.
Инспектор, разумеется, пожелал допросить меня, и Киндаити со смехом посоветовал:
— Тацуя-сан, расскажите наконец все честно, мы ведь все равно разоблачим вас.
Я прислушался к совету и поведал обо всем, что знал и предполагал. Только о двух вещах я умолчал. О том, что в ночь убийства «монахини с крепким чаем» я видел Синтаро, и о тайне трех золотых. О первом — ради Норико, и последнем — ради себя самого…
Но почувствовал это Киндаити или нет, больше он меня не мучил, и на этом допрос закончился. В полицию меня, к счастью, не пригласили. Сказали, что сейчас они должны на время покинуть деревню, и мы расстались. Кроме меня, полицейские допрашивали Харуё и доктора Араи, но допросы эти были краткими.
Я избежал позора быть взятым под арест, но трудно сказать, повезло мне или нет: происшедшее вызвало в деревне новую волну ненависти ко мне, а это грозило мне большими неприятностями.
Ну, об этом ниже. После отъезда инспектора с его командой на меня навалилась тоска. В огромной усадьбе нас осталось трое: бабушка Котакэ, сестра Харуё и я.
В романах иногда пишут, что когда умирает один из близнецов, в скором времени и второй следует за ним. Не знаю, произойдет ли это, но со смертью сестры жизнь бабушки превратилась в растительное существование, вместе с Коумэ ее покинула душа.
Что касается Харуё, состояние ее ухудшалось, нечего было и думать о том, чтобы поговорить с ней. Я в унынии сидел у останков Коумэ-сама. Помимо всего прочего, меня задевало, что никто не спешит выразить соболезнования. Известие о смерти Коумэ-сама не могло не разнестись по деревне. Почему же никто не появляется? Тревога и тоска сдавливали меня словно тиски. А отношение слуг еще усугубляло их.
Так же как и посторонние люди, слуги избегали меня. Конечно, они являлись на зов и выполняли мои распоряжения, но, выполнив, старались побыстрее удалиться.
Будь рядом Мияко, мне было бы менее тоскливо, но и она бросила меня в тяжкую минуту. В конце концов посетители все-таки появились, — это были Норико и Синтаро.
— Прости, что пришли так поздно! Тебе пришлось взять все хлопоты на себя? Ты, наверное, совсем вымотался.
Несмотря на ситуацию, Синтаро казался веселым, белозубая улыбка то и дело освещала его лицо. До сих пор во время наших встреч у него неизменно был какой-то отрешенный вид. Чему же он радуется сегодня?
Выразив соболезнования Харуё, Синтаро стал мягко успокаивать Котакэ-сама, снова извинялся за то, что не пришел сразу, объяснив это визитом полицейских.
Норико подтвердила слова брата, инспектор Исокава со своими людьми отправился к ним, как только расстался со мной.
— Меня долго расспрашивали.
— Что же ты им поведала?
— Ничего не поделаешь, пришлось рассказывать все, как есть.
— Значит, и брату все известно?
— Да.
— Он не сердился?
— Отчего?
Она недоуменно посмотрела на меня:
— У него нет причины сердиться. Совсем наоборот.
Наоборот? Что наоборот? Радоваться? Радоваться в тот момент, когда Коумэ отправили на тот свет? Это показалось мне подозрительным.
В том, что Норико любит меня всей своей бесхитростной и детски открытой душой, я не сомневался.
А вот в собственных чувствах я разобраться не мог. Может быть, и я ее люблю? Да, в последнее время я незаметно привязался к ней. К тому же я обратил внимание на то, что она очень похорошела.
И Харуё, и служанка Осима тоже заметили это.
— Норико-то прямо красавицей стала. Честно говоря, я никогда не думала, что она может вырасти такой хорошенькой, — сказала как-то Осима.
Может быть, это любовь превратила хилое, плохо развитое физически дитя в женственное, прелестное создание? Тем не менее я не могу пока сказать, что влюблен в Норико. Если бы это было так, Синтаро не следовало бы слишком радоваться.
— О чем ты думаешь, Тацуя?
— Ни о чем особенном…
— На сходке вся деревня обсуждала то, что ты ходишь в сталактитовую пещеру.
