Найо Марш - Смерть в театре «Дельфин»
— Она?!
— О, разве я сказал «она»? — воскликнул Аллен. — Наверное, я подумал о миссис Констанции Гузман.
Лицо Найта мгновенно поменяло оттенок: от сливового до пурпурного и обратно. Он грозно сдвинул брови. Втянул верхнюю губу. В голове у Аллена промелькнуло: «Как жаль, что роль Шекспира исключает подобные демонстрации ярости».
— Что этот индивид, — вопросил он, вставая и возвышаясь над Алленом, — этот Грав сказал вам? Я требую ответа. Что он сказал?
— Вы имеете в виду, что он сказал о миссис Констанции Гузман? Ничего. Зачем бы ему заводить о ней речь?
— Вы лжёте!
— Уверяю вас, нет, — спокойно произнёс Аллен. — Грав действительно не упоминал о ней в разговоре со мной. Но она — известный коллекционер. А в чем дело?
Несколько секунд Найт яростно созерцал его и не произносил ни звука. Фоке тихонько откашлялся.
— Клянётесь ли вы, — начал Найт на самых тихих регистрах своего замечательного голоса, постепенно переходя на крещендо к концу фразы, — клянётесь ли вы, что имя Гузман не было — упомянуто — в связи — с Моим Собственным. Сегодня. Здесь. В этой комнате. Можете ли вы поклясться? А?!
— Нет, не могу. Упоминалось.
— Все! — внезапно взревел Маркус. — Хватит! Это последняя капля! Он перешёл всякие границы. Не возражайте мне! Он обманул глубокое, глубочайшее доверие. Оказанное в момент слабости. С моей стороны. Прежде чем я узнал, насколько этот человек фальшив! Он — рассказал — ей. Мисс Мейд? Дестини? Можете не отвечать. Я вижу по вашему лицу.
— Я ещё не разговаривал с мисс Мейд, — возразил Аллен.
— Они оба смеялись! — прорычал Найт. — Надо Мной!
— О, для вас это совершенно непереносимо, если так было, — заметил Аллен, — но, простите, по-моему, это совершенно не относится к обсуждаемому вопросу.
— О да, — страстно подтвердил Найт. — По-вашему. Но — видит Бог! — я рассею ваше заблуждение. Я сдерживал себя. Я не позволял себе говорить об этом человеке. Я был щепетилен, чтобы меня не сочли пристрастным. Но теперь — теперь! — Я скажу вам с абсолютной уверенностью в собственных словах: если, как вы считаете, противный мальчишка ни в чем не виноват и подвергся нападению того человека, который убил Джоббинса, то когда он придёт в себя и вспомнит, кто это был, — его палец укажет на В. Хартли Грава. Да, да!
Аллен выждал секунд пять, пока к нему вернётся слух после заключительного рыка, после чего спросил, есть ли у Маркуса иные причины, кроме уже упомянутых, для подобного обвинения. Как выяснилось, нет. Только смутные ссылки на дурную репутацию и сомнительное прошлое. Выпустив пар, Найт, похоже, утратил и аргументацию. Более того, он вернулся к отвергнутой версии, согласно которой Тревор Вере действительно был пойман Джоббинсом на месте преступления, опрокинул бронзового дельфина, а затем так быстро помчался по проходу яруса, что не смог вовремя остановиться и перелетел через барьер. Аллен ещё раз построил логическую цепочку, которая опровергала данную гипотезу.
— Но разве не мог кто-нибудь из зрителей спрятаться в театре во время представления?
— Джей уверяет, что нет. Как всегда, здание тщательно осмотрели, ничего не упуская. Да в театре и негде особенно прятаться.
Найт зловеще кивнул.
— Таким образом, вы утверждаете, что преступление совершено Одним из Нас.
— Весьма похоже на то.
— Передо мной — пугающая дилемма, — возвестил Маркус и немедленно стал похож на человека, совершенно измученного неразрешимой проблемой. — Что делать, Аллен? Бесполезно притворяться, что по отношению к этой личности я испытываю иные чувства, чем… Я знаю, насколько он никчёмная, презренная…
— Минуточку. Речь по-прежнему о Гарри Граве?
— Да. (Несколько грозных кивков.) Да. Я сознаю, что оскорбления, нанесённые им мне, могут создать впечатление предвзятости.
— Уверяю вас…
— Нет, это Я уверяю вас, и совершенно серьёзно, что среди нас он единственный способен на преступление.
Сосредоточенный взгляд Найта застыл на лице Аллена.
— Я изучал физиогномику, — неожиданно сказал актёр. — Когда я был в Нью-Йорке…
На мгновение он страшно смутился, но тут же взял себя в руки и продолжил:
— ..мне довелось свести знакомство с настоящим авторитетом в этой области — я говорю об Эрле П. Ван Смите, — и я занялся этой наукой всерьёз. Я изучал, наблюдал и проверял свои заключения. Снова и снова. Я полностью удовлетворён своими успехами, — полностью — и потому, когда вы видите пару чересчур круглых глаз, да ещё широко расставленных, светло-голубых и неглубоких, — будьте начеку. Начеку! — повторил Маркус и кинулся обратно в кресло.
— Чего же следует ждать? — поинтересовался Аллен.
— Предательства. Ухищрений. Забвения этических ценностей. Я цитирую Ван Смита.
— О, Господи.
— Что же до Кондукиса… Но неважно, неважно.
— Какие же характерные признаки вы обнаружили в мистере Кондукисе?
— Я… я не знаком с мистером Кондукисом.
— Но ведь вы, безусловно, встречались с ним?
— Чисто формально. На премьере.
— А до того?
— Может быть. Годы тому назад. Я предпочитаю, — неожиданно добавил Найт, — забыть о сопутствующих обстоятельствах.
Он величественно отмахнулся рукой, словно прогоняя надоедливую муху.
— Можно спросить почему?
После продолжительного молчания актёр ответил:
— Некогда мне довелось быть его гостем, если это слово сюда подходит, и испытать на себе оскорбительное пренебрежение, которое интерпретировал бы гораздо легче, будь я в то время знаком со Смитом. Мне кажется, что все полицейские должны непременно тщательно изучить его труды. Вы не обиделись?
— Нет, нет, что вы.
— Прекрасно. Я вам ещё нужен, уважаемый сэр? — вопросил Найт с неожиданной снисходительностью.
— Думаю, что нет. Разве что — и поверьте, я не задал бы этого вопроса, не относись он к делу, — вы окажетесь настолько любезны и ответите: действительно ли миссис Констанция Гузман призналась вам, что скупает краденые предметы искусства на международном чёрном рынке?
Это была ошибка. Лицо Найта снова вспыхнуло, глаза засверкали. Доверительная атмосфера исчезла.
— Без комментариев. — сказал Маркус Найт.
— Даже без намёков?
— С вашей стороны было бы безумием их ожидать, — величественно произнёс Найт и с этими словами откланялся.
* * *— Ну, Братец Лис, заковыристое дельце на сей раз, а?
— Да уж, — с готовностью согласился Фоке. — Вот бы свести его к простому воровству, раскрытию подлога и насилию.
— Хорошо бы, да не выйдет. Не выйдет. Прежде всего кража знаменитого объекта всегда сопряжена с невозможностью сбыть его по обычным каналам. Ни один нормальный профессиональный скупщик не станет связываться с запиской Шекспира и перчаткой его сына, если только не имеет совершенно особых контактов.
