Рекс Стаут - В лучших семействах
— Это ваши показания, Гудвин.
— О чем? О деле Рэкхем, что ли?
— Бога ради, — кисло попросил Дайкс, — хотя бы раз вы могли удержаться от зубоскальства. Я всю ночь на ногах.
— Просто много воды утекло с тех пор, — извинился я, — а дел у меня невпроворот, сразу все не упомнишь.
Арчер подвинул протокол через стол ко мне.
— Думаю, вам стоит перечитать это. И хочу задать вам несколько вопросов.
Я даже не мечтал о лучшей возможности привести мысли в порядок, но не думал, что сейчас из этого выйдет толк, поскольку не имел ни малейшего понятия о том, с какой стороны последует подвох.
— Может, отложим на потом? — предложил я. — Если вы припрете меня к стенке и мне потребуется выиграть время, чтобы пораздумать, я смогу притвориться, что должен проверить свои прошлые показания. — Для вящей убедительности я постучал указательным пальцем по протоколу.
— Я предпочитаю, чтобы вы прочитали его сейчас, — хмуро сказал Арчер.
— Правда, это ни к чему. Я сам знаю, что говорил и что подписывал. — Я отодвинул бумаги назад. — Можете проверить выборочно.
Арчер закрыл папку и оперся на нее ладонями, сцепив пальцы.
— Меня интересует не столько то, что есть в протоколе, сколько то, чего в нем нет. Я считаю, что стоит освежить в памяти свои показания, поскольку я хочу спросить о том, что вы скрыли… о событиях той субботы, восьмого апреля.
— Я готов ответить, не читая. Я не скрыл ничего, что имеет отношение к миссис Рэкхем.
— Я хочу, чтобы вы перечитали подписанные показания, а потом повторили свои слова.
— Не хочу читать. Я ничего не скрыл.
Арчер и Дайкс переглянулись, а потом Дайкс заговорил:
— Послушайте, Гудвин, мы вовсе не берем вас на пушку. Просто нам стало кое-что известно. Кое-кто наконец разговорился. Похоже, придется вам выкладывать все начистоту.
— Только не мне. — Я был непреклонен. — Я давно все выложил начистоту.
— Приведите ее, — бросил Арчер Дайксу. Тот поднялся и покинул комнату. Арчер взял в руку протокол, спрятал его в папку, которую отодвинул на край стола, потом потер глаза ладонями и испустил пару тяжких вздохов. Дверь открылась, и Дайкс ввел в комнату Лину Дарроу. Он придвинул ей стул к торцу стола, слева от меня и справа от Арчера, так что солнце освещало ее сзади. Девушка выглядела так, будто провела ночь в тюрьме, с покрасневшими глазами и опухшим лицом, но, судя по тому, как были стиснуты ее челюсти, настроена она была решительно. Садясь на предложенный стул, она мельком взглянула на меня и не удостоила даже легким кивком.
— Мисс Дарроу, — приветливо, но достаточно твердо обратился к ней Дайкс, — вы помните, что кроме мистера Гудвина никто ваши показания подтвердить не сможет. Мы устроили очную ставку не для того, чтобы подвергнуть сомнению слова мистера Гудвина и выставить его в неприглядном свете, а для того, чтобы он услышал все из первых уст. — Арчер обратился ко мне: — Мисс Дарроу сама пришла к нам вчера вечером. Никто на нее не давил. Верно, мисс Дарроу? Я хочу, чтобы вы подтвердили мои слова мистеру Гудвину.
— Да. — Она подняла на меня свои глаза, которые, я на этом твердо настаиваю, несмотря на тяжелую для нее ночь, оставались по-прежнему прекрасными. — Я пришла добровольно. Я пришла, потому что… из-за того, как со мной обращается Барри Рэкхем. Он отказался жениться на мне. Он обращается со мной дурно. Наконец… вчера мое терпение лопнуло.
Арчер и Дайкс неотрывно смотрели на нее. Наконец Арчер не выдержал: — Продолжайте, мисс Дарроу. Скажите ему главное.
Она заговорила:
— Мы с Барри немного дружили еще до смерти миссис Рэкхем. Просто дружили. Во всяком случае мне так казалось и, по-моему, ему тоже. Так все и обстояло, когда на пасхальный уик-энд мы поехали в Берчвейл. Миссис Рэкхем пообещала, что работать… отвечать на письма и тому подобное… нам там не придется, во в субботу в полдень она послала за мной, и я пришла в ее комнату. Она плакала и была настолько расстроена, что едва могла говорить.
Лина приумолкла. Она смотрела мне прямо в глаза.
— Сейчас я выпалю все одним духом, мистер Гудвин. Тем более, что я это уже говорила.
— Конечно, конечно, — похвалил я. — Давайте, так будет проще.
И она выпалила:
— Миссис Рэкхем сказала, что должна с кем-то поделиться, сперва хотела поговорить с невесткой, миссис Фрей, но потом передумала, так что оставалась только я. Она сказала, что накануне ездила к Ниро Вульфу, чтобы попросить его выяснить, откуда у ее мужа деньги, и Ниро Вульф согласился. В тот же вечер, в пятницу, он перезвонил ей и сказал, что кое-что уже разузнал. Оказалось, что Барри Рэкхем связан с какой-то преступной группой. Он помогал осуществлять какие-то незаконные махинации и получал за это приличное вознаграждение. Мистер Вульф порекомендовал ей никому ничего не говорить, пока он не узнает больше. И добавил, что его помощник, мистер Гудвин, приедет в субботу днем, а к тому времени, возможно, появятся дополнительные сведения.
— Так что мистер Гудвин был в курсе дела? — уточнил Арчер.
— Естественно, миссис Рэкхем поняла это как само собой разумеющееся. Она не говорила, что мистер Вульф сказал, будто мистер Гудвин в курсе дела, но решила, что иначе и быть не может, коль скоро мистер Гудвин его помощник и занимается этим делом. Впрочем, тогда это не имело значения, поскольку она все выложила мужу. В Берчвейле у них была одна спальня и, по ее словам, когда они легли в постель, она просто не смогла сдержаться. Весь разговор она мне не передала, но у них произошла страшная ссора. Она заявила, что подаст на развод, что между ними все кончено, что она попросит мистера Вульфа завершить расследование и добыть доказательства вины Рэкхема. Характер у миссис Рэкхем был твердый, и она ненавидела, когда ее пытались обвести вокруг пальца. Но на следующий день она засомневалась в том, что сказала, будто в самом деле ей хотелось развода. Потому-то она и решила с кем-нибудь посоветоваться. Думаю, что причина, по которой она не стала доверяться миссис Фрей…
— Извините, мисс Дарроу, — прервал ее Арчер, — пожалуйста, придерживайтесь только фактов.
— Да, конечно. — Она посмотрела на Арчера, потом перевела взгляд на меня. — Я сказала, что, по-моему, миссис Рэкхем совершенно не права. Будь ее муж изменником — другое дело, но ведь ей он ничего плохого не сделал, разве что кому-нибудь другому да самому себе, так что ей следует помочь ему, а не уничтожать его. По меньшей мере, сказала я, надо подождать, пока обнаружатся все подробности. Думаю, именно это она и хотела услышать, хотя вида не подала. Она была страшно упряма. Потом днем я совершила нечто такое, в чем буду раскаиваться всю жизнь. Я пошла к Барри и все ему передала, добавив, что если он пойдет ей навстречу — расскажет все без утайки, повинится и пообещает, что покончит с этим, — то все будет в порядке. И тут Барри признался, что любит меня.
