Саймон Толкиен - Последний свидетель
В половине второго вдруг зазвонил телефон. Всего один гудок, но его оказалось достаточно, чтоб Питер проснулся. Всю последнюю неделю спал он очень плохо. От виски развилась бессонница, стоило задремать, как он просыпался от самого тихого звука.
Он лежал на боку лицом к окну и слушал, что шепчет Грета в трубку.
— Ты знаешь, который теперь час? — сердито спросила она, а затем добавила: — Погоди. Сейчас пройду в другую комнату. Позвоню тебе оттуда.
Он почувствовал, как Грета выбралась из постели, накинула халат. Прошла в холл, зажгла там свет, затем вернулась, встала у постели и секунду-другую смотрела на него. Он лежал с закрытыми глазами и старался дышать ровно. Он сам не понимал, почему. Словно из вежливости притворялся спящим.
Но вот она вышла, притворила за собой дверь, и он тут же сед в постели. Сидел в темноте, размышляя над тем, кто мог позвонить Грете в столь поздний час. Вспомнил шантажиста, о котором она рассказывала в ночь убийства. Может, он вернулся? Хочет еще денег? Так обычно ведут себя шантажисты, им все мало. И вдруг Питер понял: теперь это не только проблема Греты. Это и его проблема тоже. Нужно сказать Грете, что она может на него рассчитывать. Он пошарил в темноте, нашел одежду, натянул брюки и рубашку. Затем прошел в холл, до двери в соседнюю комнату, остановился, взялся за ручку. По ту сторону двери слышался голос Греты, и Питер вдруг почувствовал, что подслушивать просто не вправе. Он понимал: надо вернуться обратно, в спальню, и уже отошел на шаг, но вдруг его остановили слова Греты.
— Слушай, оставил бы ты меня в покое, — сердито говорила она. Пауза, затем ее голос послышался снова и звучал уже громче: — Не смей называть меня так! Я уже не твоя Грета Роуз. Больше нет, понял? — Снова пауза, и опять ее голос: — Ты получил все, как договорились. Ясно тебе? А теперь оставь меня в покое.
Питер почувствовал себя жалким шпионом. Нет, он все же должен выяснить, что происходит. Что все это означает. Сейчас или никогда.
Отворяя дверь, он услышал ее последние слова, она собиралась положить трубку:
— У меня на тебя ровно столько, что и у тебя на меня. Советую это запомнить.
Грета вздрогнула, увидев в дверях Питера.
— Я думала, ты спишь, — пробормотала она.
— Спал. А потом услышал, как ты встала. Кто это тебе звонил? Тот самый мужчина, да?
— Да, да, он. Но больше не позвонит, обещаю.
— Почему ты так уверена?
— Да потому, что у меня есть одна вещица. От него. Заставила отдать, когда передавала ему деньги. Ты же слышал, что я только что сказала.
— И что же это за вещица?
— Не хочу тебе говорить, Питер. Тебе это знать ни к чему. Неужели недостаточно того, что я обещала? Теперь больше не будет никаких звонков.
Грета протянула к нему руки, полы халата распахнулись, обнажив тело. Но Питер остался стоять у двери. Лоб его прорезала морщинка озабоченности.
— «Я не твоя Грета Роуз». Что это означает? Я должен знать, что это означает, слышишь, Грета?
— Так ты подслушивал под дверью, Питер. Шпионил за мной, да?
Питер пропустил это обвинение мимо ушей. Ему нужен был ответ.
— Говори, что все это означает, Грета.
— Да ничего особенного. Мое полное имя — Грета Роуз. В Манчестере все меня так называли. А Роуз — имя моей бабушки. Уж не знаю, в честь кого меня назвали Гретой. Может, в честь Греты Гарбо, но знаменитостью она вроде бы была задолго до моего рождения.
Грета улыбнулась. Но Питер не удовлетворился этим ответом.
— Тогда почему ты сказала, что ты «не его» Грета Роуз?
— Да потому что не его. Ты же знаешь, я тебе рассказывала. Я ему нравилась. При последней встрече здесь он пытался ко мне приставать, но я ему не позволила.
Голова у Питера пошла кругом. Мысль о том, что какой-то незнакомец лапал его Грету, просто сводила с ума. Он был зол и в смятении, как тогда, когда она рассказала ему о шантажисте. Только теперь при виде обнаженного тела Греты, при воспоминании о том, что они совсем недавно проделывали в постели, злость и похоть только усилились.
Его реакция не укрылась от внимания Греты, и она снова воспользовалась моментом.
— А может, и стоило ему позволить. Тогда все было бы куда как проще.
— Нет! — Питер почти выкрикнул это слово. Подбежал к Грете, крепко, до боли, сжал в объятиях.
— Я не сделала этого только из-за тебя, — тихо шепнула она, одним движением плеч сбросила халат и опустилась на пол.
На этот раз он кончил почти сразу же и лежал изнеможенный, уткнувшись лицом в ее грудь. Она отодвинулась, подсунула ему под голову подушку и лежала рядом, на ковре, голая, не намереваясь прикрыть свою наготу. Лежала и смотрела в потолок загадочным и отрешенным взглядом зеленых глаз. Потом начала поглаживать густые темные волосы своего любовника, и на алых ее губах заиграла улыбка.
ГЛАВА 18
— Мой следующий свидетель, ваша честь, Мэтью Барн.
— Барн или Барнс?
— Барн, ваша честь, — ответил Джон Спарлинг. — Без «эс» на конце.
С самого утра в понедельник зал суда был снова полон. На скамьях, отведенных для прессы, яблоку негде упасть. Все присяжные были напряжены до предела. И Грета заметила, что похожая на Маргарет Тэтчер дамочка передвинулась поближе к судье, на то место, где обычно сидит старшина присяжных, когда приходит время оглашать вердикт. Да, похоже, ее действительно избрали старшиной присяжных.
Мэтью Барн вошел в зал заседаний в сопровождении своей матери. Та заняла место поблизости от скамьи свидетелей, сам Мэтью приготовился давать клятву.
У него были рыжие волосы, веснушчатое лицо и бледно-голубые глаза, взгляд которых он непрестанно переводил с одного из присутствующих на другого, пока, запинаясь, произносил слова клятвы, читая их вслух с карточки, которую держала перед ним мисс Хукс.
Одет он был в двубортный костюм, видимо, купленный специально для этого случая, поверх воротничка рубашки, узковатого для его толстой шеи, был повязан широким узлом школьный галстук. Словом, смотрелся здесь этот паренек несколько странно, даже как-то неуместно и, отвечая на вопросы, явно ощущал себя не в своей тарелке. Говорил он отрывисто, то и дело замолкая, порой отвечал слишком лаконично, порой, напротив, излишне подробно, что все больше запутывало слушателей. И они уже вконец отчаялись составить о личности этого свидетеля какое-то определенное впечатление. Говоря, он постоянно потирал лоб под челкой — жест, который напомнил Грете о Томасе.
— Сколько вам лет, Мэтью? — осведомился судья.
— Шестнадцать, сэр.
— Думаю, вам будет удобней и привычней, если мистер Спарлинг и мистер Ламберт станут называть вас просто Мэтью. А не мистер Барн. Не так официально. Вы не против, Мэтью?
