Эллери Квин - Убийца - Лис
— Да-а? — удивился Тальбот.
— Господи помилуй, ты же сам ее нес!
— Я-а? — Тальбот совершенно смутился. — Как странно, Эмили, но у меня все это напрочь вылетело из головы.
— Память тебя всегда подводила, — фыркнула его жена. — Мистер Квин, пакет находится в соседнем доме. Когда мы взяли Дэви к себе… — голос у нее стал нежнее, — мы решили купить ему все новое. Одежду, игрушки, книги, в общем, все.
— Я помню, тетя Эмили, — вдруг вмешался Дэви. — Я помню, это было как Рождество.
— Это я тоже помню, — оживился Тальбот. — А все прежние детские вещи Дэви я снес на чердак того дома.
— Вот-вот, и я уверена, что картонная коробка тоже окажется там, — сказала Эмили.
Шеф Дейкин взглянул на Эллери. Эллери отодвинул свой стул.
— Нельзя ли нам прервать трапезу, миссис Фокс? — Он улыбнулся. — Мне не терпится изучить содержимое этой коробки, да и всем нам следует быть там в тот момент, когда она будет вскрыта.
* * *Таким образом, тихим райтсвиллским вечером они снова направились к дому Баярда Фокса. В неверном свете плывущей по небу луны все казалось нереальным — темный дом, вырастающий над темным рядом кустов, неведомый мир на дне чужого моря.
Ночь и смерть — сестры, и здесь они прожили вместе двенадцать лет.
Процессия двигалась молча, светя под ноги фонариками.
* * *На чердаке стоял такой затхлый дух, что Эллери и Дейкин поскорей открыли слуховые окошки.
Каждая половица стонала под их шагами, каждую балку украшала паутина, сквозь щели в крыше заглядывала луна.
— Да уж, Дэви, — с натужным смешком сказала Линда. — Здесь только фильм ужасов снимать.
— Старый чердак, — нежно произнес Дэви. — Ты помнишь, папа?
И Баярд улыбнулся в ответ:
— Я помню, Дэви.
— Тут все мои игрушки. Все до одной! Футбольный мяч! — Он остановился и подобрал мягкую и влажную покрышку, из которой давно вышел весь воздух. Потертая кожа мяча лохматилась, и он робко погладил ее пальцем.
— Твоя бейсбольная рукавица, Дэви.
— А этот мяч с игры на первенство лиги. Я его поймал, когда мы с Линни просочились в выставочный парк, и потом нам здорово всыпали за то, что мы там торчали допоздна!
Линда хихикнула:
— Боже мой, папа Тальбот так рассвирепел, что на следующий день я сидеть не могла.
— Мой химический набор, я делал опыты!
— И посмотри-ка, сынок, — воскликнул Баярд, — тут твой конструктор «Строитель». Помнишь, как мы вместе строили мост?
— Мы его возводили целую неделю!
Дэви стоял широко расставив ноги; в мерцающих полосках света от фонариков белели его зубы и плясали огоньки в глазах. Под кучей сломанных игрушек Тальбот заметил альбом с потрепанными углами.
— Слушай, Дэви, — сказал он, вытаскивая альбом, — это что, твоя старая коллекция марок?
— Черт побери, это она!
— Надо ее отдать Джону Ф. Райту. Он ведь коллекционер. Может, найдет здесь что-нибудь ценное.
— А… это самые обычные, детские марки, дядя Тальбот. В жутком состоянии. Они ничего не стоят.
— Это мне! — крикнула Линда и отобрала альбом у своего приемного отца. — Сохраню их, — проговорила она уже тише, — для… для какого-нибудь другого мальчика.
А Эмили сказала:
— Вот и твои шарики, Дэви. Господи помилуй, да их тут не меньше сотни в мешке.
— И мои «билетики»!
Эллери не мешал их поискам, прислушивался к возгласам, раздающимся со всех сторон, кивал и посмеивался, а сам топтался вокруг, осматривая помещение острым взглядом.
И вдруг присел и во что-то вцепился. Болтовня разом стихла, они уставились на него со страхом.
— Одна тайна разгадана, — сказал, выпрямившись, Эллери.
Из-под расколотой деревянной крышки детского химического набора он достал пузырек аспирина. Сто таблеток.
— Пропавший аспирин, — хмыкнул Дейкин.
На Эллери он посмотрел почти с жалостью.
— Даже не открыт, — пробормотал Эллери. — Это дело приносит мне одно разочарование за другим. Ага! Не эту ли коробку прислали из полиции?
Под грудой растрепанных книжек он обнаружил квадратную коробку в оберточной бумаге, перевязанную бечевкой, которая в нескольких местах была прижата к бумаге сургучными печатями.
— Это она! — крикнула Эмили.
— Теперь и я вспоминаю, — с глуповатым видом сообщил ее муж.
— Да, на посылке стоит печать управления полиции и почтовый штемпель. Можно попросить направить сюда все фонарики, — сказал Эллери.
Все сгрудились вокруг, а он, легко разорвав истлевшую бечевку, принялся снимать оберточную бумагу. Под бумагой оказалась обычная белая картонная коробка. Внутри коробки, аккуратно обложенные скомканными газетами, датированными 1932 годом, находились большой кувшин пурпурного стекла с широким горлом и рисунком в виде виноградной грозди, выгравированным на поверхности, и такого же стекла стакан, в точности как те, что стояли в кухонном шкафчике.
Когда Эллери поднял кувшин и стакан к свету, поворачивая их так и эдак, настроение у всех опять упало, словно темно-красная глубина втянула в себя всю живость, обретенную ими на пыльном чердаке, и они остались во тьме и пустоте.
— Что там такое, мистер Квин? — спросил шеф Дейкин, заметив искорку, блеснувшую в стальных глазах Эллери.
— Я не уверен, — пробормотал Эллери. — Давайте спустимся на кухню… Ах, что это я, ведь в доме, наверно, нет воды, так?
— Я отключил воду двенадцать лет назад, мистер Квин, — сказал Тальбот Фокс. — Вместе с электричеством и газом.
— А мне необходима какая-нибудь жидкость. — Эллери так прижимал к себе кувшин и стакан, как будто опасался, что кто-то может попытаться отнять их у него. — Придется нам вернуться к вам домой, мистер и миссис Фокс. И немедленно!
* * *— Мне пришло в голову, Дейкин, — объяснял Эллери, изучая под ярким светом в кухне Эмили Фокс пурпурное нутро кувшина, — что даже если этот кувшин был вымыт, как вы мне сказали сегодня вечером, все же что-то могло в нем сохраниться. Если виноградный сок простоял в кувшине несколько часов и если кувшин не вымыли, а просто ополоснули второпях, да еще холодной водой, то внутри могли остаться некие доказательства.
— Доказательства?! — Жесткая кожа на лбу шефа Дейкина собралась в гармошку. — Какие еще доказательства, господь с вами!
— Подойдите поближе, — сказал Эллери.
Все столпились вокруг.
— К сожалению, стекло практически непрозрачно, поэтому сквозь него эта линия почти не видна. Но загляните внутрь.
Его палец обвиняющим жестом указал на очень слабую, тончайшую темную полосу, идеальной окружностью проходящую внутри параллельно краю кувшина.
