Джон Карр - Тот, кто шепчет
– Что вы имеете в виду? – спросил Майлс со все возрастающим беспокойством.
– Хедли, – доктор Фелл с привычным трубным звуком прочистил горло, – скоро будет здесь по долгу службы. Его визит может иметь не самые приятные последствия для одного человека, находящегося сейчас в этой комнате. Поэтому я решил опередить его и предупредить вас. Я решил объяснить вам некоторые моменты, которых вы еще, возможно, не осознали.
– Некоторые моменты? Касающиеся чего?…
– Этих двух преступлений, – сказал доктор Фелл. Он взглянул на Барбару, словно только сейчас заметил ее. – Ах да! – тихо произнес доктор Фелл, и лицо его просветлело. – Вы, наверное, Барбара Морелл!
– Да. Я должна просить прощения…
– Так-так! Надеюсь, не за знаменитое сорванное заседание «Клуба убийств»?
– Ну… да.
– Ерунда, – отрезал доктор Фелл и пренебрежительно махнул рукой.
Он, тяжело ступая, прошествовал к стоящему теперь у окна креслу с протершейся обивкой. Опираясь на свою палку-костыль, он опустился в кресло и устроился в нем сколько мог удобно. Повернув лохматую голову, он задумчиво оглядел Барбару, Майлса и профессора Риго, после чего засунул руку под плащ и извлек из внутреннего кармана жилета мятую и истрепанную по краям рукопись профессора Риго.
Помимо нее он достал еще один предмет, знакомый Майлсу. Им оказалась цветная фотография Фей Ситон, которую Майлс видел в ресторане Белтринга. Доктор Фелл сидел, глядя на фотографию все с тем же ожесточенным выражением: исчезни оно, его лицо стало бы горестным и печальным.
– Доктор Фелл, – попросил Майлс, – подождите! Секундочку!
– А? Да? В чем дело?
– Полагаю, суперинтендент Хедли рассказал вам о том, что произошло в этой комнате пару часов назад?
– Гм, да. Он рассказал мне.
– Мы с Барбарой вошли сюда и увидели Фей, стоявшую на том же самом месте, где сейчас стоит Барбара, и портфель – тот самый – и пачку забрызганных кровью банкнотов. Я… э-э-э… запихнул в карман банкноты прямо перед появлением Хедли. Я напрасно утруждал себя. Как стало ясно из вопросов, которыми Хедли забросал Фей, словно подозревал ее в чем-то, он с самого начала знал о портфеле.
Доктор Фелл нахмурился:
– И что же?
– В разгаре допроса лампочка погасла. Должно быть, кто-то дернул рубильник на распределительном щите в коридоре. Кто-то – или что-то – ворвался в комнату…
– Кто-то, – повторил доктор Фелл, – или что-то. Черт побери, мне нравится ваша терминология!
– Что бы это ни было, оно отбросило Фей в сторону и выбежало из комнаты с портфелем. Мы ничего не видели. Минуту спустя я подобрал портфель в коридоре. В нем были только три пачки банкнотов и какая-то пыль. Хедли забрал с собой все – в том числе и спрятанные мной банкноты, – когда уехал вместе с Фей в… карете «Скорой помощи». – Майлс заскрежетал зубами. – Я упомянул обо всем этом, – продолжал он, – потому, что мне хотелось бы увидеть – после многочисленных намеков на ее злодеяния, – как с нее будет снято хотя бы одно обвинение. Не знаю, чем вы руководствовались, доктор Фелл, но вы попросили меня связаться с Барбарой Морелл. Что я и сделал, и результат оказался потрясающим.
– А-а-а! – пробормотал доктор Фелл со страдальческим выражением на лице. Он избегал встречаться глазами с Майлсом.
– Знаете ли вы, например, что анонимные письма, обвиняющие Фей в связях со всеми местными мужчинами, были написаны Гарри Бруком? А потом, когда это не произвело никакого впечатления, он, решив сыграть на суевериях местных жителей, заплатил юному Фреснаку, чтобы тот расковырял себе шею и начал рассказывать всякую чушь о вампирах? Знаете ли вы об этом?
– Да, – признался доктор Фелл. – Я знаю. Это правда.
– У нас есть, – Майлс указал на Барбару, которая открыла сумочку, – письмо, написанное Гарри Бруком вдень убийства. Оно было адресовано брату Барбары, который, – поспешил добавить Майлс, – не имеет ко всему этому никакого отношения. Если у вас остаются какие-нибудь сомнения…
С внезапным острым интересом доктор Фелл подался к нему.
– У вас есть это письмо? – спросил он. – Могу я взглянуть на него?
– С удовольствием покажу его вам. Барбара?
Довольно неохотно, как показалось Майлсу, Барбара протянула письмо доктору Феллу. Тот взял его, поправил очки и не спеша прочел от начала до конца. Помрачнев еще больше, он положил письмо на колено поверх рукописи и фотографии.
– Хорошенькая история, не правда ли? – с горечью спросил Майлс. – Травить женщину подобным образом! Но оставим в стороне этические принципы Гарри, поскольку никого не трогают страдания Фей. Главное в том, что вся ситуация оказалась подстроенной Гарри Бруком…
– Нет! – возразил доктор Фелл, и это слово прозвучало как револьверный выстрел.
Майлс вытаращил на него глаза.
– Что вы хотите этим сказать? – требовательно спросил Майлс. – Не считаете же вы, что Пьер Фреснак и нелепое обвинение в вампиризме…
– О нет! – покачал головой доктор Фелл. – Мы можем забыть о юном Фреснаке и поддельных укусах на его шее. Они только уводят нас от главного. Не играют никакой роли. Но…
– Но – что?
Доктор Фелл некоторое время пристально вглядывался в пол, после чего медленно покачал головой и посмотрел Майлсу прямо в глаза.
– Гарри Брук, – сказал он, – написал множество анонимных писем, содержащих обвинения в адрес Фей, в которые он сам не верил. Какая ирония! Какая трагедия! Потому что, хотя Гарри Брук этого не знал, – представить себе не мог, не поверил бы, если бы ему кто-нибудь рассказал, – все обвинения были тем не менее совершенно справедливыми.
Воцарилось молчание.
Молчание длилось, становясь невыносимым… Барбара Морелл нежно положила руку на руку Майлса. Майлсу показалось, что доктор Фелл и Барбара понимающе переглянулись. Но ему требовалось время, чтобы усвоить смысл сказанного.
– Вот вам, – продолжал доктор Фелл, четко, громко и выразительно выговаривая каждое слово, – объяснение многих загадок в этой истории. Фей Ситон не могла не иметь любовных связей с мужчинами. Я хочу проявить деликатность в этом вопросе и просто отсылаю вас к психологам. Но речь идет о психическом заболевании, которым она страдала с юности. Она не виновата: с таким же основанием ее можно винить в болезни сердца, развившейся вследствие этого. Подобные заболевания – таких женщин не так уж много, но они время от времени появляются во врачебных кабинетах – не всегда приводят к трагическому финалу. Но психика Фей Ситон – вы понимаете? – вступала в противоречие с этим изъяном. Ее внешнее пуританство, ее утонченность, хрупкость, изысканные манеры не были притворством. Они соответствовали ее подлинной сути. Случайные связи с незнакомыми мужчинами были и остаются для нее пыткой.
