Эжен Шаветт - Сбежавший нотариус
Как ни велико было в эту минуту его удовольствие, он ничем не обнаружил его; на бледном лице старика выразилось лишь удивление, вызванное ответом маркиза.
«Упростить? — повторил он. — Я не понимаю». — «А между тем все очень просто. Вы даете мне в одну руку то, что я должен немедленно отдать другой рукой, не так ли?» — «Да, вернуть приятелю одолженную им сумму».
Маркиз с хитрым видом и лукавой улыбкой спросил: «Почему же не исключить третье лицо?» — «Опять-таки я вас не понимаю». — «Одним словом, я дам вам эту сумму, которую вы отдадите в приданое и которая естественным образом вернется ко мне».
Бержерон был ошеломлен простотой идеи. Если бы Монжёз открыл Новый свет, он не мог бы смотреть на него с большим изумлением.
«Это не пришло мне в голову, — с притворной наивностью признался он, — но я должен вам покаяться, что, если бы у меня и появилась подобная мысль, я никогда не осмелился бы высказать ее вам». — «Почему же?» — «Потому что я испугался бы возбудить в вас недоверие, испугался бы, что вы подумаете, будто я хочу выманить у вас эту сумму. Одним словом, доверие нужно прежде заслужить, и вы были бы вправе подумать…» — «Как? Не доверять вам, господин Бержерон?» — воскликнул Монжёз.
И, приблизившись к бедному человеку, столь щепетильному в своей честности, он положил ему руку на плечо, говоря благосклонным и покровительственным тоном: «Я не легковерен, и никакой хитрец не смог бы меня одурачить. В назначенный день я передам вам шестьсот тысяч».
После этих слов Монжёз сел на лошадь и приготовился продолжить путь в Кланжи. Будущий тесть остановил его благоразумным советом: «На вашем месте я не ехал бы сегодня в замок. Дайте мне время похлопотать о ваших интересах и подготовить поле для ваших действий». — «С большой охотой», — согласился маркиз.
Проехав пол-лье, маркиз свернул в сторону, рассуждая: «Не мешает предупредить Ренодена, чтобы он приготовил мне деньги».
Бержерон не пошел к замку, а направился в деревню, куда Генёк отослал свою жену, опасаясь нотариуса, которого по глупости вообразил влюбленным в нее. Дом, где жила теперь Аннета, стоял в ста метрах от деревни, что позволяло Бержерону оставаться незамеченным. При условленном знаке его возлюбленная появилась у изгороди, окружавшей сад.
«Что?» — спросила она сухим тоном, показывавшим, что ей надоело ждать. «За неимением дочернего состояния я готов предложить тебе порядочную сумму. Ты последуешь за мной?» — спросил Бержерон. «Какую сумму?» — «Шестьсот тысяч».
Аннета, как видно, уменьшила свои требования и решила, что за неимением перепелов следует довольствоваться дроздами. Без малейшего колебания она ответила: «В тот день, когда ты должен будешь получить эти деньги, предупреди меня несколькими часами ранее. Я покину Генёка и отправлюсь ждать тебя в Париж».
XVI
Подобно всем крупным землевладельцам, только и думающим о том, как увеличить свои владения приобретением новых земель, Монжёз постоянно осведомлялся о продажах и хранил для этой цели у нотариуса большие суммы денег.
Он восхищался своей находчивостью, этот простофиля маркиз! Не во сто ли раз лучше вверить на несколько часов эту сумму гордому и честному старику, который будет его тестем, чем позволить ему бегать по приятелям и таким образом компрометировать славное имя Монжёза! Вечером после подписания контракта или на следующий день Бержерон вернет ему деньги, и все будет кончено.
«Старик прав, — рассуждал он. — Давая за дочерью приданое, он будет иметь право руководить ее выбором. Отец, который прибавляет шестьсот тысяч к контракту, может настаивать на выборе зятя, который ему нравится. Уверен, что Реноден будет одного со мной мнения».
Действительно, лучшее, что мог бы сделать маркиз, — это рассказать все Ренодену. Но его глупая гордость вдруг восстала против этого намерения. К чему советоваться? Неужели это необходимо, чтобы нотариус водил его на поводке? Разве он сам не в состоянии принять верное решение?
Когда Монжёз сошел с лошади перед домом нотариуса, то принял твердое решение ни слова не говорить ему о своих замыслах.
«Мне нужны шестьсот тысяч франков, любезный нотариус», — проговорил маркиз с достоинством. «Ах, понимаю, — сказал нотариус. — Приготовления к свадьбе, потом вы, вероятно, отправитесь в путешествие, которое займет недель пять-шесть, объедете Италию… Значит, деньги будут вам нужны месяца через два». — «Нет, через две недели». — «Хорошо. Через две недели деньги будут готовы».
«Какую еще глупость он хочет совершить перед женитьбой?» — думал нотариус.
Заинтригованный молчанием маркиза, обыкновенно очень болтливого, он принялся выяснять: «Ну что сватовство? Все идет успешно?» — спросил он. «Как по маслу!» — «Мадемуазель Лора, не сомневаюсь, от вас без ума! — продолжал нотариус. — Вчера, насколько мне помнится, вас тревожило другое: вы жаловались на суровость господина Бержерона. Этот почтенный старик, по вашему выражению, холодно отнесся к вам…»
Монжёз выпрямился и с самодовольной улыбкой ответил: «Да, но то было вчера. Сегодня он уже не тот. Вы знаете Цезаря?» — «Какого? Мою собаку или славного римлянина?» — «Конечно, римлянина. Знаете, что он писал?» — «Напомните». — «Veni, vidi, vici. То есть пришел, увидел, победил. Бержерон хочет, чтобы его дочь вышла именно за меня. Я подозреваю, а вам известен мой нюх, что в день заключения контракта он намерен преподнести мне небольшой сюрприз».
Все это Монжёз проговорил с многозначительной улыбкой. Нотариус закусил губы, чтобы не разразиться смехом. «Если Бержерон сделает тебе сюрприз, то, клянусь, он будет неприятный», — подумал он.
«Правда, вы сумеете очаровать кого угодно, господин Монжёз», — произнес нотариус вслух. «Должен заметить, что это вы нашли мне великолепную партию». — «А потому надеюсь, что вы поручите мне составлять акты. Всякий труд заслуживает вознаграждения», — заметил Реноден.
Маркиз был невеликого ума, а потому ему показалось, что в последней фразе заключается скрытый намек. С самоуверенностью дурака он поспешил ответить: «Неужели я принадлежу к числу людей, великодушие которых нужно возбуждать напоминанием об оказанной ими услуге? Нет, любезный нотариус, я не забыл обычая, который требует, чтобы посреднику давали премию — деньги или драгоценную вещь. Я знаю, что я у вас в долгу, и буду счастлив расквитаться с вами, как только вы решите, что предпочитаете — подарок или деньги».
Желчь закипела в Ренодене. «Какой идиот», — подумал он. Но рассудок подсказывал ему, что лучше петь на его лад, нежели растолковывать ему, в чем заключается его глупость.
