Дороти Сейерс - Ключ к убийству
Обратный путь через кладбище. Снова туман и скрежет гравия.
— Ваши люди готовы, Чарльз?
— Они уже на пути к госпиталю Святого Луки. Я отослал их, когда провожал леди Ливи к машине.
— А кто с ними?
— Сагг.
— Сагг?
— Ну да. Бедняга! Они вызвали его на ковер в Управление за провал всего дела. Все показания Типпса насчет его приключений в ночном клубе подтвердились, знаете ли. Девушку, которую он угощал виски, разыскали, она пришла и опознала его. В полиции решили, что это дело не заслуживает внимания, и отпустили Типпса и мисс Хоррокс. После этого они заявили Саггу, что он превысил свои полномочия и в дальнейшем надо быть более осторожным. Надо, конечно, но ведь дурака от глупости не вылечишь. И все же мне его жаль. Ему пойдет на пользу сегодняшняя прогулка — пусть посмотрит, как выглядит смерть вблизи. В конце концов, Питер, у нас с вами были кое-какие преимущества перед ним.
— Да. Впрочем, все это не имеет значения. Кто бы ни участвовал в задержании, не должен опоздать. Сагг будет не хуже любого другого.
Сагг — редкий случай в его карьере — прибыл вовремя.
Паркер и лорд Питер расположились в гостиной на Пикадилли, 110а. Лорд Питер играл Баха, а Паркер читал Оригена, когда Бантер объявил о приходе Сагга.
— Мы взяли убийцу, сэр, — сказал инспектор.
— Милостивый Боже! — воскликнул Питер. — Живого?
— Мы прибыли как раз вовремя, милорд. Слуга пытался нас задержать, но мы прошли прямо в библиотеку. Он сидел там и что-то писал. Увидев нас, он попытался схватить шприц, но мы оказались быстрее его, милорд. Мы вовсе не хотели, чтобы он выскользнул у нас из рук, раз уж дело зашло так далеко. Мы все тщательно обыскали и отправили его в участок.
— Так, значит, он сейчас в тюрьме?
— Да, конечно, в надежном месте, с двумя надзирателями, которые присматривают за ним, чтобы он не покончил с собой.
— Вы удивляете меня, инспектор. Хотите что-нибудь выпить?
— Спасибо, милорд. Хочу сказать, что я очень благодарен вам, — это дело грозило мне большими неприятностями. Если я был груб по отношению к вашей светлости...
— Ладно, инспектор, все в порядке, — торопливо ответил лорд Питер. — Мне просто повезло — была возможность кое-что узнать об убийце из других источников.
— Вы знаете, что сказал Фрик? — Великий хирург был теперь в глазах инспектора обыкновенным преступником. — Он заявил, что, когда мы схватили его, он как раз писал полное свое признание, адресованное вашей светлости. Полиция, конечно, получит его, но, увидев, что оно написано для вас, я захватил его с собой, чтобы вы первым прочли его. Вот оно.
И он передал лорду Питеру внушительную стопку бумаги.
— Спасибо, — сказал Питер. — Хотите послушать, Чарльз?
— Я не прочь.
И лорд Питер зачитал вслух признание сэра Джулиана.
Глава 13
«Дорогой лорд Питер!
Когда я был молодым человеком, я часто играл в шахматы с одним старым другом моего отца. Он был плохим стратегом, долго обдумывал каждый ход, и неизбежный мат всегда оказывался для него неожиданным. Он всякий раз настаивал, чтобы ему позволили отменить ход и сыграть по-другому. Я же всегда соблюдал правила и сейчас откровенно признаю, что вы выиграли эту партию. Мне остается либо сдаться и быть повешенным, либо бежать за границу и жить там в праздной и небезопасной безвестности. Я предпочитаю признать свое поражение.
Если вы читали мою книгу «Криминальный лунатизм», вы вспомните, что я в ней писал: «В большинстве случаев преступник выдает себя какой-нибудь неправильностью, аномалией, сопровождающей патологическое состояние его нервных тканей. Его психическая неустойчивость проявляется в различных формах: в чрезмерном тщеславии, заставляющем его хвастаться своим достижением; в неадекватной оценке важности нанесенной ему обиды или оскорбления, обусловленной галлюцинациями религиозного характера и толкающей его к признанию; самовлюбленность, вызывающая чувство ужаса или убежденность в совершенном им грехе, заставляющая его бежать, не позаботившись о сокрытии следов преступления; безрассудная самоуверенность, приводящая к пренебрежению самыми обычными предосторожностями, как в случае с Генри Уэйнрайтом, который оставил мальчика присматривать за останками убитой женщины, пока он сам ходил за кебом. Или, с другой стороны, нервозное недоверие к предчувствиям, пережитым в прошлом, заставляющее его вернуться на место преступления, чтобы убедиться, что все улики уничтожены. Я без колебаний заявляю, что совершенно здоровый человек, не страдающий религиозным или иным бредом, всегда может полностью обеспечить себя от разоблачения при условии, что преступление в достаточной степени обдумано заранее и если его расчеты не нарушит какая-нибудь совершенно непредвиденная случайность».
Последнее утверждение, как вы знаете, мне почти удалось доказать на практике. Две случайности, которые выдали меня, я никак не мог предвидеть. Во-первых, Ливи узнала какая-то девушка на Бэттерси-парк-роуд, что указало на возможную связь между двумя происшествиями. Во-вторых, Типпс договорился приехать в Денвер во вторник утром, благодаря чему вы узнали от вашей матери о трупе, найденном в квартире Типпса, и успели осмотреть его до приезда полиции. К тому же герцогиня Денверская поделилась с вами кое-какими подробностями из моей биографии. Если бы у меня была возможность разрушить эти две случайно возникшие цепочки фактов, то я отваживаюсь заявить, что вы никогда не смогли бы заподозрить меня, не говоря уж о получении достаточных доказательств для вынесения приговора.
Из всех человеческих эмоций, кроме, может быть, голода и страха, сексуальная потребность вызывает самые яростные и, при некоторых обстоятельствах, самые стойкие реакции. Тем не менее полагаю, я прав, утверждая, что в то время, когда я писал свою книгу, мой первоначальный порыв убить сэра Рубена Ливи был уже коренным образом модифицирован благодаря моей склонности к анализу. К животному вожделению и к первобытному человеческому желанию отомстить прибавилось рациональное намерение подкрепить мои собственные теории практикой. Если бы все обернулось так, как я планировал, то я отдал бы на хранение в Английский банк запечатанный конверт с отчетом о моем эксперименте, с указанием распорядителям моего завещания опубликовать его после моей смерти. Теперь, когда случай нарушил чистоту эксперимента, я доверяю этот отчет вам, человеку, которого он не может не заинтересовать, с просьбой ознакомить с ним научные круги, чтобы отдать должное моей репутации ученого.
