Жорж Сименон - Колокола Бесетра
– Итак, вы решили потерять интерес к газете? Не бойтесь, я не собираюсь настаивать, чтобы вы занимались ею здесь.
Шнайдер тоже вращается в самых разных кругах, бывает на бирже, на скачках, в светских салонах, заседает в каких-то административных советах, однако по-настоящему его интересует лишь «Жокей-клуб», пролезть в который ему пока не удалось.
Жена Шнейдера, его ровесница, невероятно тучна и с вызовом носит свое огромное тело. Она нигде с ним не бывает и не обращает внимания на его любовниц, которым он дарит драгоценности, хотя большая часть состояния принадлежит ей.
Она ест. Это сделалось единственной страстью. Она обжирается, в особенности сластями, целыми днями сидит в шезлонге, играя в канасту с приятельницами, такими же любительницами поесть, и не проходит за день и сотни метров.
Но это ничего не значит. Могра не ищет больше смысла вещей. Он их просто отмечает. Или достает из глубин памяти и, немного поиграв, отбрасывает.
Зачем сюда явился Франсуа Шнейдер? Здесь ему уж никак не место. Он полная противоположность старикам во дворе, больным из общей палаты.
Однако и он когда-нибудь заболеет, будет умирать под кислородной палаткой или подсоединенный к капельнице с глюкозой.
Могра хотел бы увидеть это собственными глазами, быть может, защитить Колера, который страшится свалившейся на него ответственности.
Насколько Могра знает Шнейдера, тот уже побывал у Одуара и задал ему несколько точных вопросов.
Когда он уходит, в палате остается легкий аромат духов. М-ль Бланш он не понравился. Могра понял это без слов, и это его радует. В сущности, мужчины типа Леона не должны ей нравиться и подавно.
Его перенесли в постель, а перед самым завтраком вручили конверт без марки с шапкой отеля «Георг V». Могра узнает почерк Лины. Она послала это письмо через Виктора, который отдал внизу конверт и тут же уехал.
«Рене!»
Она не написала «Дорогой Рене», и Могра ей за это признателен. «Рене» короче, непосредственнее, интимнее. А слова «Мой дорогой» могут быть обращены к кому угодно.
"Я не знаю, что со мной. Никогда я не была так несчастна. Ты мне нужен. Умоляю, дай как-нибудь о себе знать!
Я люблю тебя, Рене.
Лина".
Пока Могра несколько раз перечитывает записку, м-ль Бланш тактично смотрит в сторону. Почерк нетвердый – это значит, она писала, не взяв в рот ни капли. До первого стаканчика у нее всегда дрожат руки, и она ничего не может с этим поделать.
Лежит ли она все еще в постели? Но ведь это он чуть не умер. Ему было так плохо, что можно смело говорить о поворотной точке в его жизни. До выздоровления еще далеко, но на помощь зовет она.
В этом вся Лина. Кроме ее собственной персоны, она ничем не интересуется. Ей нужно, чтобы ею занимались так же, как она с утра до вечера занимается собой, поскольку проблем, которые она придумывает себе просто так, в избытке.
Она боится жизни. Боится одиночества. Боится толпы, боится незнакомых людей и тех, кого она знает слишком хорошо. И потому, что ей страшно, даже в обществе Мари-Анн, она пьет и говорит, пытаясь убедить себя, что существует и несмотря ни на что играет свою маленькую роль.
– Принести вам завтрак?
Разумеется. Он не в состоянии лететь сейчас в отель «Георг V».
– Будьте добры, позвоните прямо сейчас моей жене и передайте, что я получил ее записку и что она может прийти когда захочет.
М-ль Бланш чувствует, что тут все не так просто, но виду не подает.
Однако чуть позже, кормя его с ложечки, она не может удержаться от расспросов.
– Вы давно женаты?
Он ей это уже вроде говорил. Она забыла или он ошибается?
– В будущем месяце исполнится восемь лет.
Решись она копнуть глубже, следующий вопрос звучал бы так:
«Она была тогда такой же, как сейчас?»
«Почти».
Разве что не пила.
– А где вы повстречались?
– В коридоре на телевидении, на улице Коньяк-Жей.
Так оно и было. В то утро телевидение устраивало круглый стол, в котором принимал участие и он как представитель крупных газет. Выйдя из студии, Могра задержался в коридоре с Боденом – одним из своих бывших сотрудников. У двери в соседнюю студию стояла очередь из молоденьких девушек примерно одного возраста.
– Чего они ждут?
– Для какой-то постановки им нужны, кажется, две статистки – вот девицы и хотят предложить свои услуги.
Стоя все там же, они продолжили разговор, и в конце концов Могра поймал себя на мысли, что не сводит глаз с одной из девушек, предпоследней в очереди.
Чем она так привлекла его внимание? Своим не то жалобным, не то трагическим видом? Длинным белым лицом, казавшимся еще длиннее из-за плохо расчесанных волос, частично закрывавших щеки и падавших на плечи?
На ней было помятое пальтишко, туфли со стоптанными каблуками, один чулок поехал.
Она выглядела несчастной и трогательной. Глаза девушки были так пристально устремлены на дверь, за которой решалась ее судьба, что Могра захотелось сказать ей несколько слов ободрения.
– Ты их знаешь?
– Некоторых, которые часто здесь бывают. Они прибегают, как только становится известно, что готовится новая телевизионная пьеса.
– А ту, то стоит предпоследней?
– Это с немытыми-то волосами? В первый раз вижу. Она, похоже, раньше здесь не бывала.
Почувствовала ли девушка, что разговор идет о ней? Поняла ли, что задела какую-то струнку одного из этих мужчин, ведущих здесь себя как дома? Как бы там ни было, но ее взгляд, покорный и вместе с тем умоляющий, задержался на Могра.
Он несколько раз отворачивался, но потом снова принимался буравить ее взглядом.
– Похоже, она дошла до ручки...
– Некоторые даже падают в обморок из-за того, что последние сутки ничего не ели.
– Думаешь, у нее есть шансы?
– Маловероятно. Постановка костюмная, а я что-то плохо ее себе представляю при дворе Людовика Шестнадцатого.
Бодена удивил интерес, который проявил к девушке его бывший шеф, а тот так чуть было и не ушел, не познакомившись с нею. Помог случай. Бодена позвали в студию, откуда он недавно вышел, и приятели пожали друг другу руки.
– До встречи...
Оставшись один, Могра заколебался. Теперь уже несколько девушек смотрели на него с надеждой, догадываясь, что этот человек пользуется здесь влиянием. Почему одна из них прыснула со смеху? Этот смешок тоже чуть было не решил судьбу Лины.
Оправившись от смущения, Могра взял себя в руки и несмело проговорил:
– Будьте добры пойти со мною, мадемуазель.
– Я?
Они дошли до конца коридора, свернули налево, потом еще раз налево. Он не знал, куда ее повести. Ему казалось, что она пошла с ним из любопытства или из жалости. В поисках свободного кабинета он приоткрыл несколько дверей, но все оказалось напрасно.
