Агата Кристи - Зеркало треснуло
— Нет числа неприятностям на студии в последние дни, — сказал он.
— Марина Грегг почти все время в истерике. Недавно заявила, что кофе, который подали ей на студии, отравлен. Сказала, что он горький на вкус. Ее муж вылил кофе в раковину и успокоил ее как мог.
— Да?
— Крэддок чувствовал, что продолжение не заставит себя ждать.
— Сейчас ходят слухи, что мистер Радд вылил не весь кофе, немного оставил для анализа, и анализ показал, что кофе действительно был отравлен.
— Вот как? Странно, очень странно. Я должен поговорить с ним.
2
Джейсон Радд был в крайнем возбуждении.
— Послушайте, инспектор Крэддок, — сказал он, — я сделал только то, что считал себя вправе сделать.
— Если вы подозревали что-то неладное, вам следовало прежде всего обратиться к нам.
— Дело в том, что я ничего не подозревал.
— Несмотря даже на то, что вашей жене показался странным вкус кофе?
— Ах, вот вы о чем!
— Радд слабо улыбнулся.
— С того самого дня, когда умерла миссис Бедкок, все, что ест и пьет моя жена, имеет странный вкус. Что же касается этого кофе и писем с угрозами…
— Кстати, вы больше их не получали?
— Получили еще два. Одно бросили через окно на первом этаже. Другое сунули в ящик для писем. Может быть, вы хотите на них взглянуть.
Крэддок просмотрел письма. Оба были отпечатаны на машинке, как и первое. Текст одного гласил: «Теперь уже недолго. Приготовься».
На другом было грубое изображение черепа и двух скрещенных костей; а ниже подпись: «Это ждет и тебя, Марина».
Крэддок поднял брови.
— Очень уж по-детски, — заметил он.
— Вы хотите сказать, что не считаете автора писем опасным?
— Отнюдь. У преступников нередко детский склад ума. У вас до сих пор нет никаких предположений, мистер Радд, кто может посылать их?
— Ни малейших. Мне начинает казаться, что все это не более, чем ужасная шутка. Я даже иногда думаю… — он заколебался.
— Да, мистер Радд?
— Знаете, может быть, это кто-нибудь из местных, кто воспользовался отравлением в день праздника? Кто-нибудь, кто имеет зуб против актеров. Вы знаете ведь, в сельской местности есть люди, которые считают кино одним из орудий дьявола.
— Так вы думаете что все эти угрозы не имеют под собой реальной почвы? Как же тогда эта история с кофе?
— Хотел бы я знать, как вы об этом узнали, — с досадой пробормотал Радд.
Крэддок покачал головой.
— Все становится рано или поздно известным. Вам же следовало прийти к нам. Ведь даже получив результаты анализа, вы не дали нам знать, не так ли?
— Нет, — признался Джейсон, — нет, я не дал вам знать. Но у меня и без этого достаточно хлопот. Смерть бедной Эллы, например. А теперь еще эта история с Джузеппе. Инспектор Крэддок, скажите, когда я наконец смогу увезти мою жену отсюда? Она на грани безумия.
— Я вас отлично понимаю, но необходимо ваше присутствие на дознаниях.
— Вы понимаете, что ее жизнь все еще под угрозой?
— Надеюсь, что нет. Мы приняли все меры предосторожности.
— Меры предосторожности! Я уже слышал это… Я должен увезти ее отсюда, Крэддок, должен.
3
Марина лежала в своей спальне на постели. Ее лицо было серым от напряжения и усталости.
Джейсон Радд молча стоял рядом и смотрел на нее. Наконец она открыла глаза.
— Кто это был? Крэддок?
— Да.
— Зачем он приходил? Из-за Эллы?
— Из-за Эллы… и Джузеппе.
Марина нахмурилась:
— Джузеппе? Узнали, кто его застрелил?
— Пока нет.
— Все это похоже на кошмар… Мы можем наконец уехать отсюда?
— Он сказал, что мы еще нужны здесь.
— Зачем? Мы должны отсюда уехать. Разве ты не дал ему понять, что я не могу ждать, пока меня прикончат? Это невыносимо!
— Принимаются все меры предосторожности.
— Они говорили это и прежде. Разве это помешало убить Эллу? Или Джузеппе? Неужели ты не понимаешь, что в конце концов они доберутся и до меня?! Что-то было в моем кофе на студии… Я уверена, что-то в нем было… Зачем только ты его вылил! Если бы мы его сохранили, мы могли бы послать его на анализ или как это там называется. Мы знали бы тогда точно…
— Тебя это успокоило бы.
Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами:
— Не понимаю, о чем ты говоришь. Если бы полиция получила доказательство, что кто-то пытается меня отравить, нам позволили бы уехать отсюда, нам позволили бы уехать!
— Совсем не обязательно.
— Но я не могу так больше жить!.. Не могу… Не могу… Ты должен помочь мне, Джейсон. Ты должен сделать что-нибудь. Я боюсь, ужасно боюсь… Здесь есть враг, и я не знаю, кто он… Это может быть кто угодно… кто угодно. На студии или здесь, в доме. Кто-то ненавидит меня, жаждет моей смерти… Но почему?.. За что? И главное, кто это? Кто это? Я думала… я была почти уверена… что это Элла. Но теперь…
— Ты думала, что Элла? — спросил с удивлением Джейсон.
— Но почему?
— Потому что она ненавидела меня! О да, она меня ненавидела. Почему мужчины никогда этого не замечают? Она была безумно влюблена в тебя. Но я уверена, ты об этом даже не подозревал. Элла, однако, мертва, и, следовательно, это не она. О, Джинкс, Джинкс… помоги мне… увези меня отсюда!.. Я хочу быть в безопасности… в безопасности…
— Она вскочила и зашагала по комнате, ломая руки.
В Джейсоне внезапно взыграл режиссер. Он восхищенно следил за этими страстными движениями, полными душевной муки. «Это следует использовать, — подумал он.
— В «Гедде Габлер», например». Затем он вздрогнул, вспомнив, что смотрит на свою жену. Он подошел к Марине и обнял ее за плечи:
— Все будет в порядке, Марина, все будет в порядке. Я с тобой.
— Мы должны немедленно уехать из этого ужасного дома. Я ненавижу его, ненавижу!
— Послушай, мы не можем этого сделать.
— Почему же нет, Джинкс? Почему — нет?
— Потому, что за всякой смертью следует дознание… и следует еще учесть следующее: изменит ли что-нибудь к лучшему наш отъезд?
— Ну, конечно же. Мы уедем от того человека, кто меня так ненавидит.
— Если существует такой человек, то ему ничего не стоит последовать за тобой.
— Ты хочешь сказать… хочешь сказать… что я никогда от этого не избавлюсь? Что я никогда больше не буду в безопасности?
— Дорогая моя, все будет в порядке. Я все время с тобой. Пока я с тобой, ты — в безопасности.
Она схватила его за руку.
— Ты сделаешь это, Джинкс? Ты будешь следить, чтобы со мной ничего не произошло.
Он молча поднял ее на руки и уложил на кровать.
— О, какая я трусиха, — прошептала она, — трусиха.. Если б я только знала, кто это… и почему… Дай мне мои пилюли, дорогой… коричневые, нет — желтые… Мне нужно успокоиться.
