Агата Кристи - Смерть приходит в конце
— А как насчет Ипи?
Яхмос вздохнул.
— Отец слишком к нему благоволит, что может оказаться пагубным для мальчика.
— Следует объяснить это Имхотепу.
Лицо Яхмоса отразило сомнение.
— Я поддержу тебя, — твердо добавила Иза.
— Порой мне кажется, — вздохнул Яхмос, — что вокруг одни неразрешимые трудности. Но как только отец вернется домой, все уладится. Он сам будет принимать решения. В его отсутствие действовать так, как ему бы хотелось, нелегко, да еще когда я не наделен законной властью, а лишь выполняю поручения отца.
— Ты хороший сын, — медленно заговорила Иза, — преданный и любящий. И муж ты тоже хороший: ты следуешь наставлениям Птахотепа[7], которые гласят:
…заведи себе дом.
Как подобает, его госпожу возлюби.
Чрево ее насыщай, одевай ее тело,
Кожу ее умащай благовонным бальзамом,
Сердце ее услаждай, поколе ты жив!
Но я дам тебе совет: не позволяй жене взять над собой верх. На твоем месте, внук мой, я бы всегда об этом помнила.
Яхмос взглянул на Изу и, покраснев от смущения, вышел из ее покоев.
Глава 3
Третий месяц Разлива, 14-й день
1
Повсюду царили суматоха и приготовления. В кухне уже напекли сотни хлебов, теперь жарились утки, пахло луком, чесноком и разными пряностями. Женщины кричали, отдавая распоряжения, слуги метались, выполняя приказы.
«Господин… Господин приезжает…» — неслось по Дому.
Ренисенб помогала плести гирлянды из цветов мака и лотоса, и душа ее исходила радостным волнением. Отец едет домой! За последние несколько месяцев она, сама того не замечая, окончательно втянулась в прежнюю жизнь. Чувство смутной тревоги перед чем-то неведомым и загадочным, возникшее в ней, по ее мнению, после слов Хори, исчезло. Она прежняя Ренисенб, и Яхмос, Сатипи, Себек и Кайт тоже ничуть не изменились, как и всегда, перед приездом Имхотепа в доме шумная суета. Пришло известие, что хранитель гробницы прибудет до наступления темноты. На берег реки послали одного из слуг, который криком должен был возвестить о приближении господина, и вот наконец ясно послышался его громкий предупреждающий клич.
Бросив цветы, Ренисенб вместе с остальными побежала к причалу на берегу реки. Яхмос и Себек уже были там, окруженные небольшой толпой из рыбаков и землепашцев — они все возбужденно кричали, указывая куда-то пальцем.
А по реке под большим квадратным парусом, надутым северным ветром, быстро шла ладья. За ее кормой следовала еще одна ладья-кухня, на которой теснились слуги. Наконец, Ренисенб разглядела отца с цветком лотоса в руках, а рядом с ним сидел еще кто-то, кого Ренисенб приняла за певца.
Приветственные крики на берегу раздались с удвоенной силой. Имхотеп в ответ помахал рукой. Гребцы оставили весла и взялись за фалы. Послышались возгласы: «Добро пожаловать, господин!» — и слова благодарности богам за счастливое возвращение:
— Слава Себеку[8], сыну Нейт[9], который покровительствовал твоему благополучному путешествию по воде! Слава Птаху, доставившему тебя из Мемфиса к нам на юг! Слава Ра[10], освещающему Северные и Южные Земли!
И вот уже Имхотеп, сойдя на берег, отвечает, как того требует обычай, на громкие приветствия и вознесенную богам хвалу по случаю его возвращения.
Ренисенб, зараженная общим радостным волнением, протиснулась вперед. Она увидела отца, который стоял с важным видом, и вдруг подумала: «А ведь он небольшого роста. Я почему-то думала, что он куда выше».
И чувство, похожее на смятение, овладело ею.
Усох отец, что ли? Или просто ей изменяет память? Он всегда казался видным, властным, порой, правда, суетливым, поучающим всех вокруг, иногда она в душе посмеивалась над ним, но тем не менее он был личностью. А теперь перед ней стоял маленький пожилой толстяк, который изо всех сил тщетно пытался произвести впечатление значительного человека. Что с ней? Почему такие непочтительные мысли приходят ей в голову?
Имхотеп, завершив свою напыщенную ответную речь, принялся здороваться с домочадцами. Прежде всего он обнял сыновей.
— А, дорогой мой Яхмос, ты весь лучишься улыбкой, надеюсь, ты прилежно вел дела в мое отсутствие? И Себек, красивый мой сын, вижу, ты так и остался весельчаком? А вот и Ипи, любимый мой Ипи, дай взглянуть на тебя, отойди, вот так. Вырос, совсем мужчина! Какая радость моему сердцу снова обнять тебя! И Ренисенб, моя дорогая дочь, ты снова дома! Сатипи и Кайт, вы тоже мне родные дочери. И Хенет, преданная Хенет…
Хенет, стоя на коленях, вцепилась ему в ноги и нарочито, на виду у всех утирала слезы радости.
— Счастлив видеть тебя, Хенет. Ты здорова? Никто тебя не обижает? Верна мне, как всегда, что не может не радовать душу… И Хори, мой превосходный Хори, столь искусный в своих отчетах и так умело владеющий пером! Все в порядке? Уверен, что да.
Затем, когда приветствия завершились и шум замер, Имхотеп поднял руку, призывая к тишине, и громко возвестил:
— Сыновья и дочери мои! Друзья! У меня есть для вас новость. Уже много лет, как вам известно, я жил одиноко. Моя жена, а ваша мать, Яхмос и Себек, и моя сестра — твоя мать, Ипи, — обе ушли к Осирису давным-давно. Поэтому вам, Сатипи и Кайт, я привез новую сестру, которая войдет в наш дом. Вот моя наложница Нофрет, которую из любви ко мне вы все должны любить. Она приехала со мной из Мемфиса в Северных Землях и останется здесь с вами, когда мне снова придется уехать.
С этими словами он вывел вперед молодую женщину. Она стояла рядом с ним, откинув назад голову и высокомерно сощурив глаза, — юная и красивая.
«Она совсем еще девочка, — с изумлением смотрела на нее Ренисенб. — Ей, наверное, меньше лет, чем мне».
На губах Нофрет порхала легкая улыбка, в ней сквозила скорей насмешка, чем желание понравиться.
Черные брови юной наложницы были безукоризненно прямой формы, кожа на лице цвета бронзы, а ресницы такие длинные и густые, что за ними едва можно было разглядеть глаза.
Семейство хозяина дома в растерянности молча взирало на нее.
— Подойдите, дети, поздоровайтесь с Нофрет. — В голосе Имхотепа звучало раздражение. — Разве вам не известно, как следует приветствовать женщину, которую отец избрал своей наложницей?
Они один за другим приблизились к ней и, запинаясь, произнесли положенные слова приветствия.
Имхотеп, чтобы скрыть некоторое замешательство, преувеличенно радостным тоном воскликнул:
— Вот так-то лучше! Сатипи, Кайт и Ренисенб отведут тебя, Нофрет, на женскую половину. А где короба? Короба не забыли снести на берег?
Дорожные короба с круглыми крышками переносили с ладьи на берег.
— Твои украшения и одежды доставлены в сохранности. Пригляди, чтобы их аккуратно выложили.
Затем, когда женщины все вместе направились к дому, он обратился к сыновьям:
— А как дела в хозяйстве?
— Нижние поля, которые в аренде у Нехте… — начал было Яхмос, но отец его перебил:
— Сейчас не до подробностей, дорогой Яхмос, С этим можно повременить. Сегодня будем веселиться. А завтра мы с тобой и Хори займемся делами. Подойди ко мне, Ипи, мой мальчик, я хочу, чтобы ты шел до дома рядом со мной. Как ты вырос! Ты уже выше меня!
Себек, хмуро шагая вслед за отцом и Ипи, прошептал на ухо Яхмосу:
— Украшения и одежды, слышал? Вот куда ушли доходы от наших северных владений. Наши доходы.
— Молчи, — предостерег его Яхмос, — не то отец услышит.
Как только Имхотеп вошел в свои покои, тотчас появилась Хенет, приготовить ему воду для омовения. Она вся сияла.
Имхотеп, отбросив показную веселость, озабоченно спросил:
— Ну, Хенет, что скажешь про мой выбор?
Хотя он был настроен вести себя самым решительным образом, тем не менее отлично сознавал, что появление Нофрет, вызовет бурю, по крайней мере на женской половине дома. Иное дело Хенет, полагал он. И верная Хенет не обманула его ожиданий.
— Красавица! Необыкновенная красавица! — восторженно воскликнула она. — Какие волосы, как сложена! Она достойна тебя, Имхотеп, иначе и не скажешь. Твоя покойная жена будет рада, что такая женщина скрасит твое одиночество!
— Ты так думаешь, Хенет?
— Я уверена, Имхотеп. Ты столько лет оплакивал жену, пора тебе наконец снова вкусить радости жизни.
— Да, ты ее хорошо знала… Я тоже чувствую, что заслужил право жить, как подобает настоящему мужчине. Но вряд ли мои снохи и дочь будут довольны этим решением, а?
— Еще чего! — возмутилась Хенет. В конце концов, разве они не зависят от тебя?
— Истинная правда, истинная правда, — согласился Имхотеп.
— Ты их щедро кормишь и одеваешь. Их благополучие — плод твоих усилий.
— Несомненно, — вздохнул Имхотеп. — Ради них я вечно в труде и заботах. Но порой меня одолевают сомнения: понимают ли они, чем обязаны мне?
— Ты должен напоминать им об этом. Я, покорная и преданная тебе Хенет, никогда не забываю о твоих благодеяниях. Дети же порой бездумны и себялюбивы, они слишком много мнят о себе, не понимая, что лишь выполняют твои распоряжения.
