Михаил Лезинский. - Большая-пребольшая сказочка для Мих, Вась, Петь, Генрихов…
ЧИСТОЕ ГОРЛО ПОЭТА
Жаворонок был именно той птицей, которая прицепилась, – зависла в вышине! – между морем Средиземным и Израилем.
И с огромной высоты, Жаворонок пропел свою чудесную песню, которая заставила Завитка встрепенуться!
Эй, пушистенький комочек, очек, очек…
Очень сильный ветерочек, очек, очек…
Я боюсь, что ты, дружочек, очек, очек…
Не услышишь этих строчек, очек, очек…
Завиток Черноносенький попытался было ответить, что слышит он, что матушка природа наградила его, Завиточечка, абсолютным слухом! Но жаворонок, как истинный поэт, – а истинные поэты, как мы уже отмечали, несколько ненормальны! – даже не услышал его, но не потому, что не хотел, а потому, что витал в облаках в прямом и переносном смысле.
Жаворонок, всё-таки, увидев, краешком глаза, что его собеседник пытается что-то сказать, протяжно запел:
Что ты там, мой друг бормочешь, очешь, очешь?..
Что спросить меня ты хочешь, очешь, очешь?..
И куда ты держишь путь, уть, уть?..
В чём твоих исканий суть, уть, уть?..
Завиток подождал, пока последние нотки долетели до его внимательных ушей. То есть, когда Певец Природы, – среди многочисленных званий, присвоенных ему фанатами и почитателями, было и такое! – закончит, ответил:
Ищу я птицу, которой на месте не сидится,
Она украла, что плохо лежало!
Жаворонок ничегошеньки не понял и прочирикал:
Что ты говоришь, мой сладкий, адкий, адкий…
Не загадывай загадки, гадки, адки…
Котёнок терпеливо, неторопливо, внятно и понятно ответил: – В урочище Эйн – Геди, растёт коричневое дерево, а на дереве том живёт Ворон Воронович Шимон Петрович, известный всему свету под именем Секим Башка! И среди выцветших жестяных листьев, Ворон прячет штучку золотистую дрючку, которая так нужна Михаэльчику. Теперь понятно!?
– Это доложу, понятно и ежу!
Как помочь тебе я знаю,
Но смотри, предупреждаю:
Если будешь отставать,
я тебя не буду ждать!
Если полетишь за мной,
будешь битый кочергой!
Так вот шутил Поэт Золотое Горло, любимец масс.
Что ты медлишь в самом деле, еле-еле!
Полетели, ели, ели…
– Я же не ЛЕТАЮ! – возмутился Завиток, на что Поэт невозмутимо ответил:
Верю, знаю, понимаю, я и сам то не летаю.
Всем наземным объясняю, я, порхаю, аю, аю…
Ну а ты, как можешь жить, над землёю не кружить,
Сочинителем не быть, с Михаэльчиком дружить?
– А вот, ухитряюсь! – гавкнул в ответ Завиток и его светлую головушку посетила мысль: «Плохо, очень плохо зависеть от кого бы то ни было! Даже от распрекрасного и всеми почитаемого Жаворонка, который ради рифмы и пения, доводит разум до помутнения!» – Фыркнул Черномырденький и…улетел в синь неба рифмованный ответ:
Я стихов не сочиняю, в поднебесье не летаю.
И от этого, считаю, я нисколько не страдаю!
Я экспромты уважаю, всех, кто рядом, обожаю,
Никого не унижаю, не топчу, не обижаю!
– Понимаю, понимаю, – с высоты ответило Поющее Чудо Природы, – одного только не понимаю, а потому вопросы задаю и не улетаю, хотя я чудак, но вовсе не дурак! И волнует меня вопрос, как отбиться от ос, – это я в рифму так шучу! – и как добраться до Эйн – Геди, чтобы не слопали медведи!?
– Ты по небу, а я по земле такой большой, по земле такой родной… Лети Поэт Невольник Песни и по пути не тресни! – решился тоже в рифму пошутить Усатик.
Рванулся Жаворонок ещё выше, – до солнца оставалось всего ничего! -и полетел в сторону моря Мёртвого по направлению к Эйн – Геди, где жил себе да поживал Ворон Воронович.
А по направлению, поглядывая вверх, чух – чухал себе Завиток Черномырденький и дочухал до ущелья Кидрон, которое, как всем известно, берёт своё начало в Иерусалиме от стен старого города, где живут коты и кошки из многих стран мира, – об этом Завитку рассказывала его мама Джульбетта, которая была родом из тех мест.
Вспомнил Завиточек о маме своей и ему стало грустно, даже слёзы появились на его глазках. Ему стыдно было признаться, что он даже благодарен Ворону Вороновичу Шимону Петровичу за то, что он… украл штучку – дрючку. А то он никогда бы не побывал на родине своей Матушки. Отсюда до Эйн-Геди лапой подать! Завиток подошёл к кусту ярко – жёлтых цветов, – название у них мудреное «ааронсонит пектровски» на иврите, – а по-кошачьи их называют «джульбеткины майсы», прозванные так, как раз в честь матушки Завитка Черноморденького, и устало прилёг под тенью именно этого куста.
Всё-таки, сидит в кошачьих душах неистребимый и притягательный запах исторической Родины! И авторы это тоже чувствуют, хотя к кошачьему племени не имеют никакого отношения, потому, что жизнью их наградили другие мамы.
Для девчонок и мальчишек,
Для тушканчиков и мышек,
Для лягушек, кошек, ламы,
Нет родней и краше мамы!
Разлёгся Наш котёнок под кустом, – лапки кверху! – а из-под небесья зачирикал Жаворонок Золотое Горло Поэта:
Отдохни в тени мой друг!
Поглазей на всё вокруг!
Я хочу, чтоб ты послушал
Песнь мою, развесив уши!
Красотища – красота
Под названием природа!
Ах какая лепота
Здесь в любое время года!
Распускаются цветы
Цвета радости и счастья,
Этой дивной красоты
Не дотронется ненастье!
Ах, мечты мои, мечты,
Это свойственно поэтам.
Песню эту с высоты
Я б закончил петь на этом.
Но летая в облаках,
Речку грустную увидел,
Ах бедняжка, вся в слезах,
Кто же реченьку обидел?!
С незапамятных времён
Почитали эту воду.
А теперь со всех сторон
Загрязняют, – взяли моду!
Закончил Жаворонок свою длинную песню и полетел на разведку. Черноморденький думал, что он один прохлаждается под этим роскошным кустом, но он глубоко ошибался: мудрая сова по имени Кладезь Мудрости, пряталась от палящих лучей солнца, – не успела долететь до своего дома! – она сидела хлопая своими огромными глазами, поправляла очки, которые ей были без надобности, но в них она чувствовала себя профессором природоведческих наук. Но мы то с вами знаем, что мудрость всегда себя недооценивает, и наша Кладезь Мудрости не была исключением.
– Не бойся, крошка моя! – мяукнула, (аукнула, хрюкнула, ухнула, –
ненужное зачеркнуть, а если есть нужное – вычеркнуть!) – сова, – Я не кусаюсь, не царапаюсь и питаюсь исключительно мышами.
