Хорст Бозецкий - Для убийства нужны двое
— Ты просто непереносим!
— Ухожу-ухожу, оставляю тебя в покое.
— Что, собственно, случилось?
Он рассказал. Она слушала, удивленно открыв рот. Его работа была для нее таинственным миром, полным приключений. Работай он где-нибудь в конторе, она бы никогда не вышла за него замуж… Мысль эта настроение ему отнюдь не улучшила.
Через пять минут Манхардт уже поправлял галстук в тесной прихожей. Светло-серый летний костюм сидел как влитой. Но его раздражало, что он похож в нем на боксера, а не на чиновника криминальной полиции с высокими интеллектуальными способностями.
— Пока! — Лили поцеловала его мягкими губами. — Будь осторожнее!
— Гм… — Он притянул жену к себе, обеими руками стиснул бедра, ощутил зародившуюся легкую дрожь и подумал, как прекрасна была бы жизнь, если бы ему не приходилось день изо дня разгребать отбросы общества. Потом отстранился и вышел из дому.
К ограбленному филиалу банка у станции Гермсдорф пешком ему было пять минут. Так что не стоило даже выгонять машину из гаража. И что случится, если на месте преступления он появится на несколько минут позднее? Парня с деньгами давно уже след простыл, ищи ветра в поле…
Манхардт вынужден был признать, что испытывает к грабителю известную симпатию. Не любил он капиталистов.
Хорошо, что начальникам были неведомы его самые тайные мысли; за такое явно по головке не погладили бы. Но не волнуйтесь, господа, я постараюсь, чтобы виновник не избежал справедливого наказания. В конце концов я давал присягу. «Пусть освещает твой путь ясный свет долга…»
Густая толпа перед неприметным зданием банка рассеяла тайное подозрение Манхардта, что Кох подстроил ему злую шутку. Теперь он даже улыбнулся. Но что тут высматривают все эти люди? Впрочем, среди них было несколько крепких парней, которые щелкали фотоаппаратами, что-то измеряли и пытались завязать разговор с немногими свидетелями.
Манхардт протиснулся между двумя взволнованными продавщицами, споткнулся об оставленную коляску, вызвал гнев бдительного стража, показал ему свой служебный значок и наконец пробрался ко входу восьмого филиала Бранденбургского земельного банка.
Кох поспешил к нему, кипя рвением. Добродушное детское лицо его просияло.
— И как тут обстоят дела? — спросил Манхардт.
— Да никак. — Кох пригладил редкие русые волосы. — Ваххольц, тот раненый сотрудник, уже в больнице Вирхова и ему предстоит операция… Пуля попала в живот, к тому же повредила селезенку… Посмотрим, как он выкарабкается…
— А второй?
— Он у врача, ему делают успокаивающую инъекцию.
— Пережил изрядный шок?
— Наверное, его постараются поскорее спровадить на пенсию.
— Вот, значит, и все, что мы имеем… Судя по всему, парень уехал на машине, так?
— Ага, в сером «фольксвагене». Но ни одна живая душа не запомнила номера. — Кох был явно огорчен.
— Возможно, кто-нибудь еще найдется. Не теряйте надежду. Кто этот джентльмен там позади у сейфа — манекенщик от «Кардена»? Купи ты себе такой костюм, сразу отыскал бы подругу жизни!
— Это управляющий Бертрам, — сообщил Кох. У него была слабость к званиям и титулам. Кох всегда чувствовал себя польщенным, когда с ним по-дружески беседовали зарабатывавшие вдвое больше него.
— Так… — Манхардт не спеша подошел к элегантному менеджеру и отметил довольно резкий аромат духов. — Позвольте представиться, комиссар Манхардт. Я возглавляю расследование.
— Бертрам. Очень приятно. Я вас уже жду.
— Знаю. — Манхардт не принимал стройного господина слишком всерьез. — Сколько, собственно, недостает?
— Если я прикинул верно, примерно девяноста тысяч марок. Но точно будем знать, только когда вернется герр Грабовский.
— Тот, который в шоке?
— Да.
Манхардта все это слишком утомляло. Пока оставалось только ждать. Судя по всему, коллеги еще не обнаружили ничего интересного. Молодой эксперт хотел было принести гильзу, но Манхардт жестом остановил его. Когда поблизости зазвонил телефон, велел Коху взять трубку. Кох некоторое время слушал, потом что-то одобрительно буркнул и повернулся.
— Врач… Говорит, Грабовский уже может отвечать на вопросы, но пока его не отпускают обратно в банк. Лучше бы нам сходить туда.
— Почему бы и нет. Пошли…
Они вышли на улицу, где стало жарче еще на несколько градусов, протиснулись сквозь шептавшуюся толпу и стали искать кабинет врача, где отлеживался старик-кассир.
— Что сообщают патрульные машины? — спросил Манхардт.
— Ничего. Никто ничего не заметил. Тревогу объявили слишком поздно. Парень уже давно сидит в своей берлоге и пересчитывает денежки.
— Пожалуй, это здесь… — Манхардт остановился, читая табличку: «Доктор медицины Вальтер Пассман».
— Вальтер, Вальтер, где твой стартер? — ухмыльнулся Кох.
— Ты как ребенок; неудивительно, что никак не женишься! Господи, но как тут воняет дезинфекцией!
— Добрый день, господа! — В дверях их ждала крупнотелая медсестра. — Вы из уголовной полиции?
— А что, по нам заметно? — спросил Манхардт.
— Нет-нет! — Сестра отчаянно покраснела. — Но я подумала…
— И правильно подумали, — кивнул Манхардт. — Удалось ли вам вернуть к жизни нашего коронного свидетеля?
— Он уже ждет вас. Прошу, входите…
Эрих Грабовский, родившийся 12 февраля 1911 года в Нойхагене под Берлином, женатый, двое детей, дипломированный банковский служащий, восемь лет проработавший в Бранденбургском земельном банке, ожидал их в гинекологическом кресле смотрового кабинета. Маленький невзрачный человечек, который напомнил Манхардту хорошо сохранившуюся египетскую мумию.
— Добрый день, герр Грабовский, — приветствовал его Манхардт. — Ну что, еще раз вам повезло и удалось уцелеть? Прошу вас, не вставайте!
Они сели на кушетке и подождали, пока медсестра не закроет двери в кабинет врача. Доктор Пассман уже ушел обедать.
Манхардт закурил, и Кох тут же открыл окно. Он старался не дышать табачным дымом, считая, что это вредно для здоровья. Кох славился как бегун на 400 метров, его лучший результат — 50,5. Не веди он столь беспорядочную половую жизнь, пробежал бы и за 49,0.
— Как дела у моего коллеги? — спросил Грабовский.
— Выживет, — заверил его Манхардт, хотя понятия не имел, так ли это.
— Подлый бандит! Его следует повесить! Да, повесить! Манхардт поморщился, так неприятен был писклявый, как у кастрата, голос Грабовского. Несмотря на нестерпимую жару, тот был в шерстяном костюме. «Наверняка еще и кошачьей шерстью обернул поясницу», — подумал Манхардт.
