Лидия Будогоская - Повесть о фонаре
Но, видно, на место Софьи Федоровны еще никого не нашли. Софья Федоровна по-прежнему каждый день является в класс со своим туго набитым портфелем. И пишет на доске ровными белыми буквами.
А Миронов каждый день свечой стоит.
Другие ребята чего только не делают, а она их будто и не видит. Одного только Миронова всегда видит. Наверное, потому, что он всех больше, да еще на первой парте сидит. Как пожарная каланча, торчит Миронов перед самым ее столом.
Это еще ничего — стоять в классе во время урока. А вот раз велела Софья Федоровна Миронову стоять посреди класса на перемене.
Кончился урок. Ребята из всех классов высыпали в коридор. Гомон. Пол дрожит под ногами.
А Миронов стоит один посреди класса.
Форточка открыта, по полу бумажки летают. На доске четыре слова не стертые остались:
«ПЛЕТЕТСЯ РЫСЬЮ КАК-НИБУДЬ»До чего скучно в пустом классе торчать! Сил нет звонка дожидаться — так скучно.
Но что поделаешь? Нужно стоять, пока Софья Федоровна не отпустит, а то еще в другой раз поставит свечкой в коридоре на виду у всех или около учительской.
Скрипнула дверь. Может, это уже Софья Федоровна? Нет, не она. Это маленький Киссель и еще четверо.
Тихонько вошли ребята и остановились около Миронова. Смотрят, как он стоит, шепчутся.
Нахмурился Миронов. И, чтобы не видеть ребят, уперся подбородком в грудь. Смотрит себе на сапоги.
Вдруг Киссель дернул его за рукав и отскочил. Глядит искоса на Миронова. Что он с ним сейчас сделает? Ничего. Миронов даже не шевельнулся. Не посмотрел даже в его сторону.
Тогда опять начинает Киссель к Миронову подбираться. Съежился весь и неслышно ступает — сначала на пятку, потом на носок. А сам на ребят хитро поглядывает, ребята притихли.
Подкрался Киссель и толкнул Миронова сзади. А сам опять в сторону. Не двигается Миронов, точно его гвоздями к месту прибили. И даже головы не поднимает.
Тут уж совсем разошелся Киссель. Схватил со стола вставочку Софьи Федоровны. Подкрался к Миронову сзади и тихонько кольнул его в спину пером.
Миронов вдруг разом повернулся. Сжал зубы и с размаху ударил Кисселя в плечо.
Кисселя так и отбросило. Полетел он на пол, ладонями шлепнулся. А другие ребята разбежались от Миронова в стороны, чтобы и им не попало. Он, когда рассердится, себя не помнит.
Поднялся Киссель с пола, поднес к глазам кулаки и заревел во весь голос. А в это время как раз звонок прозвенел. Громко ревет Киссель, а звонок звенит еще громче.
Ребята из коридора всей толпой разом ворвались в класс. Шаркают ногами по полу, хлопают крышками парт. Один на подоконник влез, чтобы закрыть форточку. Другой вытирает мокрой тряпкой доску.
Только Миронов по-прежнему стоит посреди класса. Красный весь, как будто его огнем обожгло.
А Киссель уткнулся лицом в свою парту и все ревет да ревет.
— Тебе что — опять попало? — спрашивает Кисселя Соколов.
Киссель ничего не ответил. Потом вдруг поднял голову, посмотрел на Миронова и проревел:
— У… у, кабан. Сейчас все расскажу… Софье Федоровне!
— Вот какой, — сказал Шурук. — Когда сам кого-нибудь, так ничего. А если его кто, так сразу реветь и жаловаться.
— Аван-тю-рист, — пробормотал Миронов и отвернулся.
— А вот и скажу-у, — хнычет Киссель, — весь урок опять стоять будешь!
Стихли. Миронов покосился на дверь. Кто-то мимо Дверей прошел. Нет, это не Софья Федоровна. Всегда она опаздывает, а на этот раз, видно, и совсем про свой класс забыла. Из коридора не доносится ни звука, везде в классах давно уже идут уроки, а ее нет.
Вдруг внизу хлопнула дверь. Это уж наверно она! Из учительской выходит… Сейчас начнет подниматься по лестнице, медленно переступая со ступеньки на ступеньку, со ступеньки на ступеньку… Но шаги глухо прозвучали внизу и затихли где-то в нижнем коридоре. И больше опять ни звука.
Былинка на последней парте вздохнула и говорит:
— И чего это она опять застряла там в учительской!
— В учительской? — сказал Шурук. — А ее, может быть, и нет в учительской.
— Как! — удивилась Былинка. — А где же она может быть?
— Взяла да и ушла к себе домой. Забыла, что еще четвертый урок у нее остался.
Тут ребята вскочили, зашумели.
— Ну, тогда и мы домой пойдем. Чего же тут сидеть зря!
Соколов вытащил сумку. Торопливо сует в нее тетради, книжки, пенал. Другие ребята тоже стали собираться.
— Да погодите вы! — кричит Былинка. — Нужно же узнать, ушла она или не ушла.
— Ну, иди, — кричат ребята, — узнавай!
Былинка выбежала из класса. Осторожно, на цыпочках пробежала по коридору мимо плотно закрытых дверей классов и спустилась по лестнице.
Учительская в нижнем этаже. Это большая, тихая комната. На стенке круглые часы. В печке потрескивают дрова. Сквозь стекла шкафа смотрят широкие позолоченные корешки книг. Былинка много раз бывала в учительской. Софья Федоровна ее туда то за платком посылала, то за книгой забытой.
Подошла Былинка к дверям. Слышит голоса. Один голос густой, спокойный, ровный — это заведующая. Другой голос резкий, тоненький — это Софья Федоровна.
Заведующая говорит громко, раздельно. А Софья Федоровна быстро-быстро, точно захлебывается.
Былинка отворила дверь. Сразу замолчали обе. Стоят под круглыми часами у стола. А у окна — какая-то посторонняя женщина в темном платье. Рассматривает что-то на школьном дворе.
Былинка подождала минуту, а потом спрашивает:
— Софья Федоровна, урок у нас будет?
Софья Федоровна ничего не ответила. Только стала растерянно перебирать что-то у себя в портфеле. А из портфеля посыпались на стол тетрадки с диктовкой, которые она давно отобрала, да все не успевала проверить, за тетрадками какие-то свертки, за свертками — корки, баночки, коробочки, весь хлам, который она всегда таскает с собой.
— Да, — ответила за Софью Федоровну заведующая, — урок у вас будет.
Былинка тихонько притворила дверь и побежала вверх по лестнице.
— Будет урок! — крикнула Былинка, вбегая в класс. — Это ее заведующая в учительской задержала! Пробирает за что-то. А урок будет!
Ребята опять вытащили из сумок книжки и разошлись по своим местам.
Но прошла минута, другая — целых пять минут, а в коридоре все еще не слышно шагов. Соколов опять вскочил с места, а за ним и другие ребята.
— Давайте пока в «стуканы» играть! — закричал Соколов.
Он провел на полу длинную черту мелом и бросил на нее тяжелую медную пуговицу.
Мальчики стали играть в «стуканы». Только один Миронов не играл. Он сидел на своем месте, высунув из-под низенькой парты длинные ноги. Наверно, он так устал стоять свечкой, что рад был теперь даже своей тесной парте.
