Джон Харви - Малолетки
Резник пожал плечами и улыбнулся.
— Что удивительно, — Нейлор сделал движение рукой в сторону дома, — это то, что они смотрели программу «Новости в десять» и не видели рисунок.
— Им было не до этого, — добавил инспектор.
— Разлили молоко.
— В самый критический момент.
— Очень удобно.
Линн бросила короткий взгляд на дом. Над входной дверью все еще горела лампочка, в гостиной было заметно движение занавесок, кто-то подглядывал, желая знать, ушли ли они или останутся здесь.
— Что мы будем делать, сэр? — спросила она.
— Утром навалимся на него снова, может, он вспомнит случившееся по-другому. А до тех пор пускай поволнуется.
Повернувшись, Линн мельком взглянула на Нейлора. Ей хотелось бы продолжить разговор, начатый в трактире. Но был еще Резник, стоящий около ее машины и дожидающийся, чтобы она подбросила его до дома. И она знала, почему он не хотел садиться за руль сам — от него все еще попахивало виски.
— Спокойной ночи, Кевин. — Она махнула рукой.
— Спокойной ночи, Линн, спокойной ночи, сэр.
Хлопнули дверцы, заурчали моторы, и машины растворились в ночи. Занавески на окнах Шеппердов в последний раз колыхнулись, и окна закрыли.
Стивен Шепперд отошел от окна и, проходя по комнате, ухитрился ни разу не взглянуть в лицо жены, не отрывавшей от него глаз.
— Куда это ты собрался?
Он был уже почти у двери.
— В кровать, — он даже не повернул головы, — уже поздно.
— Садись.
Стивен не сдвинулся с места, лишь рука его отпустила дверную ручку и упала вниз, да опустились плечи.
— Садись и рассказывай.
Ему хотелось не видеть и не слышать ее, а выйти за дверь, и не в кровать, которую он делил с женой, а на улицу, куда угодно, лишь бы не было этого разговора.
Он вспомнил, как однажды, мальчишкой лет двенадцати, тринадцати, дожидаясь неприятного разговора с матерью в своей комнате, он с головой зарылся в подушки и мечтал, чтобы все прошло как сон. А мать стояла рядом с кроватью, и так не могло продолжаться вечно.
— Стивен.
Опустив голову, он повернулся и подошел к своему стулу. Теперь они сидели вдвоем.
— Ты должен рассказать мне, Стивен.
«Я твоя мать, ты можешь рассказать мне все».
— Стивен?
Ну вот. И тогда мать постепенно вытянула из него всю правду. По мере того как слова слетали с его уст, он видел, как напрягались мускулы на ее лице, глаза расширялись, менялся цвет лица, пока его не покрыла густая красна стыда.
— Я жду, Стивен.
— Нет.
— Ты не можешь не сказать мне.
— Но мне нечего сказать.
— Нечего?
— Нет.
Она медленно качала головой, а сжатые губы могли даже сойти за улыбку.
— Ты же знаешь, что не сможешь мне солгать, Стивен.
— Я не лгу.
Она слегка встряхнула руками, как человек, стряхивающий с одежды крошки. Мол: «Что это ты воображаешь, что можешь обмануть меня? Разве я не знаю тебя лучше, чем ты сам?»
— Я плавал во второй половине дня, в воскресенье. Ты знаешь, что это так. Что бы они ни говорили, меня там не было.
— А рисунок?
— Мы не видели никакого рисунка.
— Другие люди видели. Разве этого недостаточно?
— Почему? — Его голос дрожал от злобы и отчаяния. Он поднялся, но никак не мог встать твердо на ноги. — Почему, что бы ни случилось, ты веришь всем, кроме меня?
— Это неправда, Стивен. Это нечестно.
— Нечестно?
— Если ты бегал в тот день, почему не сказать полицейским? В чем здесь преступление?
— Джоан, послушай, посмотри на меня, послушай! Я не бегал, не бегал в воскресенье. Я был в центре отдыха, плавал. Я не понимаю, почему ты не можешь поверить мне.
— Стивен, я вынимала твои вещи из сумки, когда ты вернулся домой. Смотрела, не нужно ли что постирать. Твои плавки не были даже влажными.
Когда они проезжали через центр, Резник говорил очень мало, и Линн чувствовала, как нарастает его внутреннее напряжение. Если Стивен Шепперд проводил часть своего свободного времени в классе жены, что вполне вероятно, учитывая его умение мастерить, он обязательно встречал Эмили, и, что очень важно, она также знала его. Ему бы не составило никакого труда взять ее адрес в справочнике и узнать, что ее дом достаточно близко, чтобы включить его в маршрут своей послеобеденной пробежки. Это вполне по силам даже мало тренированному человеку средних лет.
Но Резник не высказывал вслух свои мысли. Он расспрашивал Линн о ее родителях, о здоровье отца, о птицеферме. Слушая девушку, он даже представил жирного каплуна, который, без сомнения, проделает вместе с Линн предрождественское путешествие и затем будет перенесен из ящика его стола сначала в холодильник, а потом и в печь.
Линн резко затормозила и остановилась напротив дома Резника.
— Завтра ранний старт, сэр?
— Несомненно. — Быстрая улыбка, и он исчез. Промелькнуло лишь белое пятно его руки, гладившей кота, который встречал хозяина на каменной ограде.
Линн развернула машину и поехала обратно по Вудборо-роуд. Небо внезапно прояснилось и наполнилось звездами. Автомобиль Нейлора был припаркован между театром «Лейс Маркит» и автостоянкой для практикантов. Он ждал ее.
— А если бы я не пришла?
— Чепуха. Пришла бы.
Кевин Нейлор заметно нервничал, ему необходимо было выговориться.
В холодильнике была всего одна банка пива «Хейнекен», и Линн предложила разделить ее, но Нейлор отрицательно покачал головой. Тогда она поставила чайник и нашла музыку, хотя нельзя сказать, что Джоан Армтрейдинг полностью соответствовала обстоятельствам. По ее мнению, Кевину больше всего нужна была хорошая чашка чая.
— Как давно это случилось? — спросила Линн и, видя, как он вертит в руках пачку «Ротманс» и зажигалку, подвинула к нему блюдце. — Возьми для пепла.
— Я знаю, это звучит глупо, но мне трудно даже определить. Такого не было, чтобы я пришел с работы и оказалось, она собрала вещи и ушла. Все происходило постепенно, месяц за месяцем. Началось с того, что она брала с собой ребенка и оставляла его у своей матери, с каждым разом на все более длительный срок. Довольно разумно, хотя мне это совсем не нравилось. Разумно потому, что она была в угнетенном состоянии из-за ребенка и очень мало спала. Так что, пока ребенок был там, Дебби, по крайней мере, получала несколько часов отдыха, да и я тоже.
Засвистел чайник, и Линн пошла на кухню.
— Не прерывайся, я тебя слышу.
Но он все равно подождал, пока она вернется в комнату.
— Сахар?
— Спасибо. Два куска.
— Ты сказал, что ребенок оставался на ночь у матери Дебби.
— Да. Затем она стала оставаться там сама. Вечерами, когда я возвращался…
