Эллери Куин - Застекленная деревня. Расследует Эллери Квин (рассказы)
— Но на картине их нет! — торжествующе воскликнул Эдамс. — Это неоспоримый факт! В таком случае не является ли более вероятным, что их на самом деле не было в пристройке? И что если их там не было, то обвиняемый лгал?
— Это софистика! — вскричал Энди Уэбстер. — Вместо перекрестного допроса обвинитель ходит кругами!
Казавант беспомощно посмотрел на судью Шинна.
— Могу лишь повторить, джентльмены, что эта картина завершена.
Судья посмотрел на Энди Уэбстера, а Энди Уэбстер — на судью, после чего оба посмотрели на присяжных. Их лица напоминали побеленную стену без единого пятнышка, свидетельствовавшего о понимании.
— Вы закончили с этим свидетелем, джентльмены? — спросил судья Шинн.
— Да, ваша честь, — ответил Феррис Эдамс. — И что касается обвинения, мы вообще закончили…
— Одну минуту!
Все в комнате обернулись. Это произнес присяжный номер двенадцать с последнего места во втором ряду. Он что-то быстро писал на конверте.
— В чем дело, мистер Шинн? — Судья склонился вперед.
Джонни сложил конверт вдвое.
— Не возражаете передать это его чести, констебль?
Берни Хэкетт взял сложенный конверт и передал его судье Шинну.
Судья развернул его.
На конверте было написано следующее: «Эврика! Объявляйте перерыв. Думаю, я кое-что обнаружил».
Глава 5
Джонни был возбужден. Это походило на внезапный джек-пот в игровом автомате после долгих неудач. Вы не в силах этому поверить, но это произошло в действительности.
Было и еще кое-что — маленькая надежда, извивающаяся как новорожденный младенец. В это тоже было трудно поверить, но она действительно существовала.
Но что, в конце концов, это означало? Только то, что некто, висящий в преддверии ада, безликий и нелюбимый, мог быть возвращен к жалкому подобию жизни. Несмотря на слова судьи об «одном человеке», насколько это важно? Ведь некто опять должен будет смотреть в лицо безжалостному миру. Перерезать веревку означает всего лишь отложить казнь.
И тем не менее Джонни радовало то, что его может возбуждать хоть что-то хорошее. Судья назвал бы это прогрессом — первым шагом к чудесному исцелению от неизлечимого недуга.
«Я снова иду по той же дорожке, — усмехнулся про себя Джонни. — Людям всегда свойственно надеяться на лучшее. Ну, это доказывает, что я все еще принадлежу к роду человеческому».
Он отвел судью Шинна, Эндрю Уэбстера, Эдамса, Казаванта и Пига в студию тетушки Эдамс с мольбертом и картиной и велел Пигу прислониться широкой спиной к двери. Они переводили взгляд с Джонни на вещественное доказательство «Д». Из зала суда доносился шум голосов.
— В чем дело, Джонни? — осведомился судья.
— В том, что с картиной все не так, — ответил Джонни.
Все озадаченно посмотрели на мольберт.
— Уверяю вас, мистер Шинн, что вы ошибаетесь, — сказал Роджер Казавант. — Говорю вам как авторитет: с этой картиной все в порядке со всех точек зрения.
— Не со всех, мистер Казавант. Возможно, с эстетических. Но не с тех, которые касаются этого дела.
— Я не настолько компетентен, чтобы дискутировать с вами по этому поводу, — напыщенно произнес Казавант.
— Что не так с картиной? — спросил Энди Уэбстер.
— Мистер Казавант говорил, что Фанни Эдамс всегда изображала только то, что видела, — сказал Джонни. — Фактически она сама говорила мне то же в пятницу утром. Беда в том, что я не понял ее буквально.
— Кончайте предисловие, — хрипло сказал Ашер Пиг. — Говорите по существу.
— Смотрите сами, — усмехнулся Джонни. — В субботу 5 июля тетушка Фанни стояла там, где сейчас стою я, смотрела в это окно и изображала, как говорит мистер Казавант, то, что видела. Давайте сделаем то же самое. Сегодня 9 июля — прошло всего четыре дня. Взгляните на кукурузные стебли, которые миссис Эдамс видела в поле Мертона Избела. Вам ничего не кажется в них странным?
— Мне — нет, — ответил Аш Пиг.
— Это кукуруза, — сказал Феррис Эдамс.
— Да, мистер Эдамс, — кивнул Джонни. — Это кукуруза — такая, какой Господь намеревался сделать ее в девятый день июля. Стебли молодые, зеленые и чуть выше колена, как у любой ранней июльской кукурузы. А теперь я прошу вас, — Джонни внезапно указал на кукурузное поле, изображенное на холсте, — посмотреть на кукурузу на картине. Мистер Казавант, могла Фанни Эдамс — которая всегда изображала то, что видела, — могла она видеть высокие сухие стебли там, где природа поместила маленькие и зеленые?
Казавант порозовел.
— Черт возьми! — пробормотал он. — Это осенняя кукуруза!
— Значит, мы видим совсем не ту картину, над которой работала Фанни Эдамс, когда ее убили. Но если вы хотите возражать, у меня есть еще одно доказательство. Согласно мистеру Казаванту, это законченная картина. Она изображает пейзаж, видимый из окна, с добавлением дождя. Однако если соглашаться с просвещенным мнением мистера Казаванта, тетушка Фанни не стала бы изображать дождь, если бы дождя не было в действительности, — то есть, если над этой картиной она работала в субботу, она начала бы изображать пейзаж без дождя, но, так как он начался во время работы, добавила бы его. Однако в субботу дождь пошел только в два часа дня. Поэтому миссис Эдамс не могла начать изображать его до двух. Но спустя тринадцать минут — ко времени ее смерти — картина была закончена! Думаю, мистер Казавант согласится, что, как бы быстро ни работала Фанни Эдамс, она не могла изобразить ливень в законченном виде всего за тринадцать минут.
— Нет-нет. — Казавант грыз холеные ногти.
— Поэтому я повторяю: с этой картиной что-то не так.
Все внимательно изучали полотно.
— Но что это означает? — ошеломленно спросил Энди Уэбстер.
Джонни пожал плечами:
— Не знаю, если не считать очевидного факта, что кто-то подменил картину на мольберте — снял ту, над которой работала в субботу тетушка Фанни, и установил вот эту. Вопрос в том, что произошло с другой картиной. Мне кажется, мы должны поискать ее.
Но Джонни уже знал. Или думал, что знает. Он вел игру наугад, но в этом мире с его безумными ставками подобный образ действий выглядел единственно благоразумным. Его интересовало, окажется ли он прав.
Они открыли двери шкафов и начали вытаскивать полотна, когда Роджер Казавант хлопнул себя ладонью по бледному лбу:
— Подождите! У нее был список… она давала номер и название каждой картине, которую начинала. Он должен лежать на верхней полке!
— Умный мальчик, — пробормотал Ашер Пиг. — Нашел!
Это была стопка скрепленных вместе желтых листов бумаги.
